Последний сад Англии

— Я готова 50 гиней поставить на спор, что он и только он был тем человеком, кто настоял на том, чтоб я уехала с ним в Хайбери — туда, где у меня не было ни единой родной и знакомой души, — чтобы он мог строить из себя сельского джентльмена. Уверена, он и тебе говорил, что вы оба будете счастливее, не отвлекаясь на вечеринки и друзей.

— Я не так уж и любила вечерники, — прошипела она.

На самом деле тогда она вечеринки очень любила, но очень старалась разлюбить, потому что это был ее первый брак, и для Мюррея было важным, что у него и его жены вкусы и предпочтения одинаковы. Ей тогда хотелось популярности. Она начала собирать возле себя небольшой женский кружок. И начала уделять ему время, не обращая внимания, был ли Мюррей с ней рядом или же не был. Она только начала жить светской жизнью, как вдруг Мюррей унаследовал Хайбери и вся жизнь их изменилась коренным образом. Само собой, никакому обсуждению это его решение не подлежало. Лондон — неподходящее место для того, чтобы растить детей, доказывал он. Их дом — В Хайбери. Она позволила ему себя убедить. Тогда для нее казалось таким очевидным, что именно это было тем, чего ей следует желать. Но обязана ли она была желать именно этого?

Она словно бы смотрела на прожитые годы из-за стекла, а Синтия только что замахнулась молотком.

— Справедливости ради, скажу, что Мюррей, скорее всего, думал, что то, чего хочешь ты, и то, чего хочет он — одно и то же, очень удобно — ты всегда следовала за ним, в одном шаге от него. У него был Хайбери и важная врачебная практика в Лондоне, большой дом и жена, чтобы сделать его красивым. По его точным спецификациям ты выстроила жизнь, — сказала Синтия.

Но это было не правдой. Хайбери Хаус был ее детищем, поскольку Мюррею он прискучил. Это она ела все дела со строителями, отделочниками, садовниками, отвечая на их вопросы, какие именно латунные ручки покупать и на какой высоте развешивать картины. Это она спорила с тем торговцем, который привез не ту ванну для ванной комнаты хозяина особняка. Дважды. Это она, уставшая и обессиленная, была вся в строительной пыли к концу вечера, каждый вечер задерживаясь на стройке допоздна.

— А что произошло с твоей арфой? — спросила Синтия.

У Дианы скрутило живот. В глубине души она осознавала, что бросила играть на арфе ради Мюррея. И винила в этом его. Иначе почему тот единственный час в день, который она проводила в комнате для занятий музыкой, приносил ей столько радости и рождал в нее такое чувство вины одновременно? Иначе почему она чувствовала себя такой взбешенной, когда вспоминала тот случай, когда он приехал домой из Лондона и обнаружил, что она плачет, поскольку Нэнни в тот день была на отгуле, а у Робина был круп, и у нее за весь не было времени даже принять душ, не говоря уже о том, чтобы позаниматься музыкой в уединении. Тогда он предложил убрать подальше ее арфу, поэтому она зачехлила инструмент, свою единственную отраду, ведь именно так поступает жена, когда ее муж заботится о ее же благе. Она любила своего мужа, но когда думала о том дне, она его одновременно и ненавидела.

— Почему ты тогда ничего не сказала? — спросила Диана.

— Ты бы разве послушала? — пожала плечами Синтия.

— Возможно, послушала бы.

В ответ на это Синтия усмехнулась не весело: — Ты? Та перепуганная молоденькая девушка, которую мой брат, приведя знакомиться, провел перед всеми нами как на параде, но не для того, чтоб получить согласие жениться на тебе, а для того, чтоб продемонстрировать, что он заполучил девушку из семейства Эддинг? Думаю, не послушала бы ты меня. Ты верила каждому его слову и слушалась его во всем.

— Я любила его, — сказала она.

Синтия отрезвила ее: — Я этому рада. Не смотря на все ошибки моего брата, я рада, что он был любим.

Диана смотрела вниз, на свои руки, которые сцепила до боли на коленях. Она не знала, говорит ли сейчас Синтия доверительно или же ведет какую-то игру, но с уверенностью она знала одно — и это знание болью пронзало ее до самых костей.

Медленно она расцепила пальцы и положила руки, повернув ладонями вниз, ровно на коленях: — Я больше не та испуганная маленькая девочка. Не имеет значения, что ты обо мне думаешь, мне никто не будет указывать, как мне вести мое хозяйство или как воспитывать моего сына.

— Знаю.

Диана вскинула подбородок: — Знаешь? Ты проникла в мой дом и принялась руководить там.

— Я сделала это потому, что от тебя толку не было. В тот день, когда пришел приказ о реквизировании дома, миссис Диббл позвонила по телефону именно мне, поскольку ты лишь кинула взгляд на это предписание, но ничего не предприняла, так она сказала.

— Я горевала.

— Я приехала сюда, потому что если б я не вмешалась, то, кто знает, что тогда сталось бы с домом. Посмотри на дом Сэра Паркера в Саффолке — спалили чуть не до тла: воинские части использовали его как полигон, — сказала Синтия.

— Но то, как ты говоришь о доме,…

— А как я о нем говорю? — спросила Синтия.

— Так, словно считаешь, что ему следует быть твоим, — Воскликнула Диана.