Читаем Последний самурай полностью

Он сказал; Возвращение в Лондон меня чуть не убило, но я как-то справился. Она вернулась в Австралию. Несколько лет мы встречались на конференциях. Наконец я сказал, что дальше так невозможно. Я не хотел делать больно жене, но невозможно так дальше. «Колосс» отставал от графика на три года, но уже походило на то, что года через четыре, может, пять он стартует, и я сказал, как только «Колосс» выведут на орбиту, попрошу у Фирозы развод, а она пускай приезжает в Англию, если хочет, мы тут ей запросто что-нибудь подыщем, или я поищу что-нибудь в Австралии, она сказала, что беременна, а я сказал Чего ты от меня ждешь.

Он сказал: Она все смотрела на меня. Я сказал Чего ты от меня ждешь? Она заплакала — это был кошмар, видеть ее в таком состоянии. Я сказал Что, по-твоему, я могу? Ты же понимаешь, чем это грозит. Я сказал — такие вещи потом мучают, но тогда я был в ужасе, что сейчас меня сметет, что я не смогу ясно мыслить, — я сказал Каковы, по твоим подсчетам, наши запасы ископаемого топлива? Какая наука возможна без побочных продуктов нефтепереработки? Сколько еще люди смогут заниматься нашей наукой? И наверняка ли эти люди будут до того гениальны, что побочные продукты нефтепереработки им окажутся без надобности?

Я, наверное, и сам был в шоке, потом-то до меня дошло, но тогда мне казалось, что отчаянно важно вырвать у нее какое-то заявление про побочные продукты нефтепереработки, меня это потом мучило. В итоге все закончилось бы так же, но почему я не был добрее? Можно ведь было утешить бедную девочку, а я все втирал ей про побочные продукты нефтепереработки мне казалось, это отчаянно важно, чтобы хоть один из нас мыслил ясно. А она все плакала. Но что я мог? «Колосс» на том этапе, когда никак нельзя все взорвать разводом, и финансовые показатели невыносимые. На британскую академическую зарплату я не смог бы содержать две семьи то есть мне иногда предлагали кое-что в Штатах, по деньгам я бы справился, но взорвать все, сменить институт, не говоря уж о стране, — этого я ну никак не мог.

А она все плакала и смотрела на меня. Она сказала Джордж… Я сказал Ну чего ты на меня так смотришь? Это я, что ли, мир создал? Я что, волшебник? Ты думаешь, мне все это нравится?

Я сказал Что, по-твоему, я могу?

Она перестала плакать и сказала, что, может, как-нибудь справится, но этого я допустить не мог. Она была такая умная, она столько вкалывала — выросла в глуши, пасла овец, вязала, что-то такое, копила деньги на свой первый телескоп — как можно это все перечеркнуть? Она только-только начала преподавать, ей не полагалось выплаты по беременности — я сказал Давай рассуждать здраво, что ты будешь делать, снова пасти овец? Всю жизнь кометы караулить?

Она сказала ладно, она разберется. Попросила у меня денег. Я ничем не мог помочь. В общем, больше мы с ней не встречались, но я, конечно, видел, что она работает, карьера полным ходом, и я, естественно, решил, что… Я думал, может, она когда-нибудь подаст заявку на внеплановое время на «Колоссе», а я помогу пропихнуть, внеплановое время нарасхват, но она всегда работала через другие обсерватории, так что помочь не вышло.

Он сказал: Прошу тебя, пойми. Если б мы его тогда не запустили, может, ничего подобного больше не запустил бы никто и никогда. Не то что через 10 или 20 лет, но за все существование рода человеческого. Ресурсы утекли бы, и не выпало бы другого шанса узнать то, что мы узнали, — ни через 10 000 лет, ни через 20 000, даже за сотни тысяч лет, пока есть люди, которые хотят знать.

Он расхаживал туда-сюда. Он сказал: Я с тяжелым сердцем так поступил, но я понимал, она думает, что я должен… В общем, я рад, что она выкрутилась.

Он положил руку мне на плечо и улыбнулся.

Он сказал: Раз она не знает, что ты здесь, все еще проще. Я понимаю, у нее были причины, но тебе дальше так нельзя, тебе нужно к сверстникам. Я дам тебе анкету для Уинчестера; подай и сошлись на меня; не нужно ей говорить, что мы виделись, просто подожди, пока дадут стипендию, и изложи ей fait accompli[127].

Я сказал: Откуда вы знаете, что мне дадут стипендию?

Он сказал: А с чего бы тебе ее не дали? Будут проблемы — я, пожалуй, наскребу на спонсорство, но откуда бы взяться проблемам?

Я сказал: Но там же, наверное, очередь?

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Адам и Эвелин
Адам и Эвелин

В романе, проникнутом вечными символами и аллюзиями, один из виднейших писателей современной Германии рассказывает историю падения Берлинской стены, как историю… грехопадения.Портной Адам, застигнутый женой врасплох со своей заказчицей, вынужденно следует за обманутой супругой на Запад и отважно пересекает еще не поднятый «железный занавес». Однако за границей свободолюбивый Адам не приживается — там ему все кажется ненастоящим, иллюзорным, ярмарочно-шутовским…В проникнутом вечными символами романе один из виднейших писателей современной Германии рассказывает историю падения Берлинской стены как историю… грехопадения.Эта изысканно написанная история читается легко и быстро, несмотря на то что в ней множество тем и мотивов. «Адам и Эвелин» можно назвать безукоризненным романом.«Зюддойче цайтунг»

Инго Шульце

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза