Читаем Последний самурай полностью

Я сказал: Кто знает, вдруг человек позвонил «Самаритянам», а они особо не помогли? Кто знает, вдруг человек день за днем делает одно и то же? Кто знает, вдруг человек снова и снова ездит по Кольцевой? Кто знает, вдруг есть человек, который считает, что мир стал бы лучше, если б все, кому нравится тамильская слоговая азбука, получили бы тамильскую слоговую азбуку? Кто знает, вдруг есть человек, который вечно меняет тему? Кто знает, вдруг есть человек, который никогда не слушал, что ему говорят?

Он сказал: Ты о ком-то конкретном?

Я сказал, что я гипотетически.

Он сказал: И чем именно, по-твоему, этот гипотетический диск поможет этому гипотетическому человеку?

Он улыбался. Он тихонько бренчал по струнам рояля.

Я сказал: Кто знает, вдруг человек поднимется с Кольцевой на «Набережной», перейдет по мосту в Ватерлоо, сядет на поезд до Парижа и станет работать на знаменитого скульптора?

Он сказал: Что, из-за какого-то дурацкого диска? Ты к нам с какой планеты?

Я сказал: Допущение заключалось в том, что на всей планете только 5 человек купят диск, очевидно, что большинство из-за диска не сойдут на «Набережной», но, может, человек, который купит диск, на «Набережной» сойдет.

Я сказал

Человек, который считает, что скука — судьба хуже смерти. Человек, который всегда хочет, чтобы все было иначе. Человек, который скорее умрет, чем станет читать «Международный вестник яхтенного спорта и водных лыж».

А, сказал он. Такой человек.

И наиграл тему из «Семи самураев» на дискантовых струнах.

Не надо, значит, рекламироваться в «Международном вестнике яхтенного спорта и водных лыж».

Он наиграл тему на басовых.

Я сказал

Вы вот как посмотрите. Вам же не надо выпускать сотни дисков. Можно выпустить 10. 5 вам и 5 мне. Тогда их выйдет всего 10 во всем мире, и они будут ценными. Скажем, мы получаем £ 10 000 за сердце, скажем, выпустить диски стоит £ 1000, скажем, мы продаем их по £ 1000, мы либо получим максимальную прибыль, либо даже можем один подарить, если знаем человека, который не против опаздывать на поезда.

Он снова перешел к дискантам. Пиу пиу пиу ПИУ пиу пиу ПИУ пиу пиу пиу

Кажется, его мои доводы не очень убедили.

Я сказал: Я вас научу какому-нибудь языку. Хотите научиться языку?

Он сказал: Какому языку?

Я сказал: А вы какой хотите?

Он сказал: А ты что порекомендуешь?

Я сказал: Могу научить вас считать до 1000 по-арабски. Я сказал: Я знаю языков 20, так что если вы хотите другой, может, я его знаю. Я сказал: Или научу вас периодической таблице. Или техникам выживания.

Он сказал: Техникам выживания?

Я сказал: Я вас научу, какие насекомые съедобны.

Он сказал: А если я не хочу есть насекомое?

Он снова перешел к басам. Дум дум дум ДУМ дум дум ДУМ дум дум дум

Я сказал: Ну что мне сделать? Хотите, я вернусь через 10 лет? Откуда вы знаете — может, уже будет поздно.

Повисла краткая пауза. Он задумчиво смотрел в рояль на струны. Кажется, я делаю успехи.

Он вынул другую руку из кармана и стал наигрывать самурайскую тему на двух струнах.

Я не знал, что сказать. Я сказал

Вы на диске можете играть что угодно

Он сказал

А могу что-нибудь по особому заказу. Мысли есть?

Я сказал

Ну

Потом я сказал

Можно Брамса.

Он сказал Брамса?

Я сказал

Знаете «Балладу» Брамса, соч. 10, № 2 ре-мажор?

Он сказал

Что?

Я сказал

«Баллада» Брамса, соч. 10, № 2 ре-мажор? Это часть цикла. Он сказал Да, я знаю.

Он повернулся и облокотился на изогнутый деревянный бок рояля. Он сказал

А остальной цикл знаешь?

Я сказал, что слышал только эту, потому что один человек часто ее играет, но, конечно, если вы хотите записать на диск весь цикл, пожалуйста, это же ваш диск, все художественные решения за вами.

Он сказал

Я не знаю

Я не знал, что сказать.

Я сказал

Я вас научу дзюдо.

Он сказал

Я не знаю

Я сказал

Я вас научу играть в пикет.

Я вас научу лагранжианам.

Я не знал, что сказать.

Я сказал

Запишите диск, а я вас научу играть «Чистоганом, не шлифуя».

Он сказал

Идет.

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги