Читаем Последний самурай полностью

Подобная последовательность действия, представляемого в том или другом времени, обозначается обыкновенно частицею ו(и), которая, в этом назначении своем, отчасти сама принимает особенную форму, отчасти же видоизменяет несколько и форму прош. соверш. и прош. несоверш. времени, к которым приставляется спереди. Эта частица, в значении простого союза, называется Wāw copulativum (соединительное вав).

Жизнь практически налаживалась.

Прош, несовершенное (Impf) с Wāw consecutiv появляется не иначе как в тесном соединении с грамматическим значением предыдущего глагола. Чаще всего повествование начинается формою прошедшего совершенного времени и потом продолжается, выражая всякое последующее за ним действие в форме прошедшего несовершенного времени с Wāw consecutivum. Но если события представляемые в повествовании, состоят в известной степени и связи с событиями, о которых было уже говорено, тогда повествование о новых событиях или известный отдел его может начинаться прошедшим несоверш. временем с Wāw consecut. Целые отделы и самые книги Ветхого Завета начинаются иногда частицею ו, но это указывает только на связь их с предыдущими, и не более (См. Лев., Чис., Иис. Нав., Сам., 2 Цар., Руф., Есф., 2 Пар., Иез.); на том же основании некоторые книги начинаются и простым соединительным (copulat.) (Исх., 3 Цар., Езд.). Вав, поставляемое с прош. соверш. и с прош. несов. временем, называется обыкновенно у грамматиков Wāw conversivum, так как оно превращает некоторым образом прошедшее время в будущее и будущее в прошедшее. Точнее называть его Wāw consecutivum (последовательное) на том основании, что в сущности выражает оно последовательность действия.

Я дочитала параграф + потом сверилась с разделом «Синтаксис» + прочла то и се + когда оторвалась, прошло два часа. Л сидел у огня, читал про Давида и Ионафана и напевал песенку.

Я покормила его обедом, и прошло еще полчаса. Я снова села за компьютер + печатала еще три часа + Л лишь изредка задавал вопросы. Я ненадолго прервалась и попечатала еще полчаса; прервалась на ужин и попечатала еще два часа; уложила Л в постель в 21:00 и в 21:30 опять пошла вниз и печатала еще три часа и затем снова пошла наверх.

Наверху было как-то зябко.

Я не понимала, как с утра оставить его наверху, и не понимала, как взять его с собой вниз.

Чужой прошептал: По справедливости, надо бы дать противнику шанс.

Чужой прошептал: Он же приличный человек.

Я не очень хотела ложиться в постель, зная, что завтра надо опять просыпаться. Я надела три свитера и перемотала кассету. ПУСК.

Поразительная особенность этого фильма в том, что он, хоть и называется «Семь самураев», рассказывает вовсе не о семи самураях. Бандиты вот-вот нападут на деревню, и лишь один крестьянин хочет драться; без него и истории бы не было. Рикити жег меня с экрана горящими глазами; бледное его лицо сияло в холодной темноте.

<p>Интерлюдия</p>

Отец моей матери был ювелиром. Красивый человек, умное лицо; умелый музыкант-любитель. Прекрасно говорил по-английски, но сам слышал свой акцент и понимал, что есть в нем нечто комичное.

Бадди сказал, что не хочет быть бухгалтером, а его отец сказал, что Бадди не представляет, сколько надо работать, чтобы стать профессиональным музыкантом. Пять лет ты учился на скрипке, сказал его отец, и хоть пять минут ты занимался? Пять лет на фортепиано.

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Адам и Эвелин
Адам и Эвелин

В романе, проникнутом вечными символами и аллюзиями, один из виднейших писателей современной Германии рассказывает историю падения Берлинской стены, как историю… грехопадения.Портной Адам, застигнутый женой врасплох со своей заказчицей, вынужденно следует за обманутой супругой на Запад и отважно пересекает еще не поднятый «железный занавес». Однако за границей свободолюбивый Адам не приживается — там ему все кажется ненастоящим, иллюзорным, ярмарочно-шутовским…В проникнутом вечными символами романе один из виднейших писателей современной Германии рассказывает историю падения Берлинской стены как историю… грехопадения.Эта изысканно написанная история читается легко и быстро, несмотря на то что в ней множество тем и мотивов. «Адам и Эвелин» можно назвать безукоризненным романом.«Зюддойче цайтунг»

Инго Шульце

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза