Читаем Последний самурай полностью

Что-то глянуло из дедовых глаз и нежно, властно сказало Вернер и du и mein Kind[42]. Бадди более или менее понял, что ему сказали, но не мог возразить, пытался вспомнить что-нибудь из песни Шуберта или из Вагнера, но все выходило слишком мелодраматично. Что-то глянуло из дедовых глаз. И сказало Бухгалтерия — это не конец света.

Что-то глянуло на моего дядю Дэнни. Что-то глянуло на моих теток и сказало Секретарша — это разве так страшно?

Линда видела, как четверо до нее пошли заниматься чем-то нестрашным, и что-то в них было такое, вся жизнь впереди, а лучшее уже отрезано, словно будущего, возможно, Хейфеца заперли в бухгалтере и бросили умирать.

Р-рок. Р-рок. Р-рок.

Мой отец тотчас перешел к делу. Он страстно доказывал, что Линда всю жизнь будет угрызаться, если не даст себе этот шанс.

Наши жизни коту под хвост, сказал отец, ты хочешь и себе того же самого? Он ораторствовал страстно, произносил слова «черт» и «клятый», в те времена — довольно сильные слова, и была в этом некая мужественность, некая весомость.

А ты что скажешь? спросила Линда и поглядела на Бадди.

Бадди сказал: По-моему, тебе надо ехать.

…потому что, само собой, если уж она куда и поедет, то в Джуллиард.

Мой отец сказал: Ну еще бы ей не надо. К полудню уже в Нью-Йорке. Линда сказала, что можно сделать вид, будто она едет в центр за свитером, она как раз поминала, что ей нужен новый свитер.

Мой отец сказал, что отвезет ее на вокзал.

Бадди сказал, что тоже поедет — мало ли, вдруг его кто спросит.

Линда сказала: Если кто спросит, скажешь, что я поехала за свитером.

Бадди сказал: Ага, если кто спросит, я так и скажу: мол, грозилась покончить с собой и вдруг вспомнила, что ей бы новый свитерок. Я лучше с вами поеду.

Линда сказала, что ему, наверное, стоит проводить ее в Нью-Йорк, виолончель понесет.

Бадди сказал: А виолончель-то тебе зачем?

Линда сказала: Для прослушивания.

Бадди сказал: Если тебя не возьмут на фортепиано, про виолончель и думать нечего.

Линда сказала: Не командуй.

+ они жарко заспорили, а мой отец стоял себе рядом. Моя мать полагала, что Джуллиард будет ее презирать, если выяснится, что она умеет играть только на фортепиано, а если она привезет несколько инструментов, они сразу поймут, что она настоящий музыкант.

Все Кёнигсберги презирали фортепиано — удобно-то как, все нотки расписаны по клавиатуре, ушел, вернулся — а они так и сидят по местам, скука смертная, да на нем даже четырехлетка сыграет (они все играли). И они терпеть не могли играть с листа + у фортепиано есть такое тягомотное свойство (поскольку одновременно можно играть 10 нот, а то и больше), приходится читать в 10 раз больше, чем на других инструментах. Ни один Кёнигсберг не желал играть на фортепиано, если можно было передать его кому-нибудь помладше, + поскольку моя мать была младшей, ей не представилось шанса кому-нибудь его передать. Странно как-то, что младшей досталась партия, где надо больше всего читать, но, отмечали два брата две сестры отец и мать, если что не заладится, она всегда сыграет на слух. И вообще, она не то чтобы не умела играть на скрипке, альте и виолончели (не говоря уж о флейте, гитаре, мандолине и укулеле), — ей просто случая не выпадало.

Бадди заявил, что, по его мнению, Линдина техника на струнных недотягивает до требований Джуллиарда, + Линда сказала а тебе-то откуда знать ты когда меня в последний раз слушал.

Сначала она хотела прихватить все, показать, на что способна, но в конце концов согласилась взять только скрипку, потому что на ней умела играть несколько сложных пьес, альт, потому что на нем у нее почему-то лучше выходило звучание, мандолину, потому что это необычно — уметь играть на мандолине, и флейту, потому что никогда не вредно показать, что умеешь играть на флейте.

Бадди: И ты скажешь, что хочешь прослушиваться на фортепиано.

Линда: Не командуй.

Мой отец: Ты что хочешь сказать — ты не собираешься играть на фортепиано? У тебя фантастический талант — и ты не будешь играть? А то, что ты сейчас играла, — ты им это сыграешь?

Линда: Ты в музыке разбираешься?

Отец: Да не очень.

Линда: Тогда не суй свой нос куда не просят.

Отец сказал: Нам, наверное, пора, а то на поезд опоздаем.

Бадди опять сказал, что поедет с ними, + Линда сказала, пускай Бадди скажет, что она уехала за свитером, почему он вечно из всего устраивает такой спектакль, + Бадди сказал, ну да, она уехала за свитером + на всякий случай взяла с собой скрипку альт флейту + мандолину и он, пожалуй, поедет с ними.

Мой отец сказал, что, вообще-то, хотел с Бадди поговорить, и они втроем поехали на вокзал.

Линда села в поезд. В одной руке футляры со скрипкой и альтом, в другой руке чехол с мандолиной и сумочка, под мышкой флейта.

Поезд тронулся + мой отец сказал Бадди: Ребята, вы фантастические. Я думал, музыканту надо на прослушивание какие-нибудь ноты, что ли, взять.

Бадди сказал: Ох. Ты ж. Блин.

Но уже ничего не попишешь, а она, если что, найдет ноты в Нью-Йорке, и они направились в ближайший бар, и мой отец сказал: Давай купим этот мотель.

Бадди сказал: А если мужик ошибся?

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Адам и Эвелин
Адам и Эвелин

В романе, проникнутом вечными символами и аллюзиями, один из виднейших писателей современной Германии рассказывает историю падения Берлинской стены, как историю… грехопадения.Портной Адам, застигнутый женой врасплох со своей заказчицей, вынужденно следует за обманутой супругой на Запад и отважно пересекает еще не поднятый «железный занавес». Однако за границей свободолюбивый Адам не приживается — там ему все кажется ненастоящим, иллюзорным, ярмарочно-шутовским…В проникнутом вечными символами романе один из виднейших писателей современной Германии рассказывает историю падения Берлинской стены как историю… грехопадения.Эта изысканно написанная история читается легко и быстро, несмотря на то что в ней множество тем и мотивов. «Адам и Эвелин» можно назвать безукоризненным романом.«Зюддойче цайтунг»

Инго Шульце

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза