Последний самурай

Иларион озадаченно поскреб щеку. Он ожидал чего-то в этом роде, но получить подтверждение своим догадкам все-таки было как-то… в общем, неприятно. Он живо представил себе, как Мельник, сунув на лапу швейцару, втаскивает в вестибюль гостиницы „Россия“ картонную коробку, вдоль и поперек переклеенную скотчем, и садится с этой коробкой где-нибудь в уголке. Он сидит и ждет человека, который должен забрать у него груз, подсчитывает в уме выручку от этого пустячного дела, нервно покуривает и, возможно, даже пьет кофе. Потом внутри коробки вдруг раздается приглушенная трель телефонного звонка, Мельник удивленно поворачивает голову на звук если, конечно, успевает — и мгновенно, совершенно безболезненно испаряется, разнесенный чудовищным взрывом.

В голове у Федотова, очевидно, бродили схожие мысли. Он, вероятно, представлял, как все это выглядело бы со стороны и какие могло вызвать последствия, как в масштабе страны, так и на мировом уровне. Ему представлялись руины Кремля и, в самом лучшем случае, оживленный обмен встревоженными телефонными звонками между президентами ядерных держав. В худшем случае право принятия решений могло бы попасть в руки какого-нибудь нервного генерала, который, быть может, еще с Суворовского училища ждал случая ответить ударом на удар и показать американскому империализму кузькину мать. По-настоящему представить себе все это было очень нелегко, но трое находившихся в комнате людей отлично знали, что последние полвека мир все время находился в одном шаге от описанного выше развития событий.

Лицо генерала Федотова, когда он слушал Матвея Брузгина, выглядело осунувшимся и сильно постаревшим. Иларион с отсутствующим видом проводил пальцами по щеке сверху вниз, глядя куда-то в угол невидящим, обращенным вовнутрь взглядом. И только сам Брузгин, объяснявший, каким образом можно было взорвать содержимое чемодана и какие изменения внесли в его устройство специалисты-оружейники, оставался спокойным и деловитым. Он был человеком действия и не видел смысла в том, чтобы волноваться из-за событий, которые могли бы произойти, но так и не произошли. Не произошли, и баста! На то и спецназ, чтобы вовремя предотвращать одни события и организовывать другие.

— Вот таким манером, — завершил свою лекцию Брузгин. — На-ка вот, возьми. Это тебе подарочек от технического отдела. Мы, конечно, не японцы, но тоже кое-что умеем.

Иларион протянул руку и принял протянутый Матвеем массивный хронометр на кожаном ремешке. Часы были как часы, разве что чересчур массивные и грубоватые — Иларион такие не любил. Из хромированного корпуса выступали аж три заводные головки. Они тоже были крупные, и каждую из них защищали от случайных воздействий выступы на корпусе. Словом, вещица была довольно уродливая, да еще и с аляповатой красной звездой на циферблате. Забродов повертел часы перед глазами и вознамерился было сунуть их в карман, но Брузгин остановил его.

— Надень на руку и не снимай, — сказал он. — Не ровен час, потеряешь. Это хорошие часы, и ход у них хороший, точный.

— Могли бы сделать поизящнее, — проворчал Забродов, с недовольным видом застегивая ремешок на левом запястье.

— Чего? — не понял Матвей. — А, поизящнее… Так это нарочно. Чтобы, значит, никто не позарился. А то дадут тебе по тыкве и часы заберут.

Забродов фыркнул, сердито разглядывая красную звезду на циферблате. Звезда была крупная, ее можно было увидеть даже издалека. Подобные звезды обычно красуются на башнях танков, нарисованных детьми дошкольного возраста. Когда-то Иларион сам рисовал такие.

— Верхняя головка — будильник, — объяснял тем временем Матвей. Средняя, как обычно, для установки времени и завода пружины. Самая нижняя твоя. Ее надо вытянуть до конца. В смысле, совсем.

— То есть вырвать? — уточнил Иларион.

— Вот именно.

— И что будет?

Матвей показал руками, что будет. Выходило, что будет взрыв. Иларион подозрительно посмотрел на него и для пробы попытался вытянуть головку.

— Довольно неудобно, — ворчливо заметил он.

— Это сделано нарочно, — сказал Брузгин. — А то захочешь завести часы, а сам в это время задумаешься или, скажем, спросонья… Схватишься не за ту головку, и ку-ку.

— А какой у этой штуки радиус действия? — спросил Иларион.

— Сто метров, — ответил Брузгин.

Иларион недовольно пожевал губами. Федотов покачал головой, глядя то на чемодан, то на Забродова. Лицо у него было хмурое.

— Подарочный набор „Юный камикадзе“, — сказал Иларион. — Сто метров. Да, это впечатляет. По мне, так телефон был лучше. Гуманнее. Все-таки у японцев дело с охраной труда поставлено основательнее, чем у нас.

— Я так понял, что это — на самый крайний случай, — сказал Брузгин.

Иларион снова почесал щеку.

— В общем, да, — сказал он.

— Ну а чего ты тогда скрипишь? Иларион пожал плечами: он и сам не знал, почему скрипит.

— Как там Мещеряков? — спросил он, чтобы сменить тему.

— Состояние стабилизировалось, — сказал молчавший до сих пор Федотов.

— Когда придет в себя, передайте ему привет, — попросил Иларион.