Жители деревни подбежали к краю обрыва. Змей начал опускаться. Ветер швырял его то в одну, то в другую сторону и наконец забросил на одну из горных вершин. На ту самую, которой только что любовался Х. К. Ветер дул в сторону долины от них, но в какой-то момент на секунду изменил направление и донес обрывок звука — жалобный крик ребенка.
Крестьяне молча взирали на гору. Х. К., полагая, что в данной ситуации они могут стать более общительными, с сочувствием спросил, что тут можно сделать?
И хотя с трудом разбирал диалект, на котором говорили эти люди, по жестам и отдельным словам догадался, что они считают: сделать ничего нельзя.
Будучи уверен, что его просто не поняли, Х. К. повторил свой вопрос. И тогда кто-то из людей объяснил, что без посторонней помощи тут не обойтись. А потом добавил, что ее все равно не от кого ждать. А потому все разговоры на эту тему просто бессмысленны.
Х. К. спросил: Неужели никто не может подняться на гору и спасти ребенка?
На что все тут же дружно ответили, что это невозможно, поскольку ни одному человеку не под силу подняться на эту гору, а потому говорить на эту тему бесполезно.
Они не оставили ему выбора.
И Х. К. заявил:
Я спасу этого ребенка.
Посмотрел на пылающие в лучах заката ветви деревьев, рассмеялся и сказал:
Я съем скот Бога Солнца.
Настала ночь. Луна цвета тыквы, печальная сестра солнца, низко нависала над горизонтом. В зловещем ее свете поблескивал и переливался мутно-белым отливом туман, черные скалы казались совершенно неприступными.
Х. К. вернулся в город и сказал, что ему нужно много шелка. Ему сказали, что он требует невозможного, что такого количества шелка сейчас не достать, но он продолжал настаивать. А потом объяснил, что собирается делать, и тогда местные люди начали оказывать ему всяческое содействие. Несмотря на ужасно трудную, нищую жизнь, они продолжали интересоваться змеями; мало того, почти каждый горожанин интересовался аэродинамикой и тем, что можно сделать с помощью шелка. Х. К. дал твердую валюту нужным людям и получил взамен около 100 квадратных метров блестящего желтого шелка. И какая-то женщина просидела всю ночь напролет и строчила на старенькой черной машинке «зингер» с ножной педалью.
Утром туман рассеялся. У подножия гор простирались ровные зеленые поля, и он шагал по траве прямо через поле к стене из скал. Ветра почти не было, крутом тишина, и время от времени до него доносились жалобные крики ребенка.
Еще мальчишкой Х.К любил лазать по деревьям. На^ верное, именно это обстоятельство подсказало ему план спасения ребенка. Он шагал к скалам, и порой ему казалось, что он сможет сделать это, а порой думал, что здесь, в этих горах, ему суждено встретить смерть.
И вот он начал искать опору, хвататься руками за выступы скалы, упирался ногами в малейшие ямочки и трещины и постепенно поднимался все выше и выше.
Примерно через час все руки у него были исцарапаны в кровь, а спину и левую лопатку то и дело пронзала боль. Лицо тоже было исцарапано, с той стороны, где он прижимался щекой к скале, от уголка глаза стекала струйка крови, смешиваясь с потом, но он не вытирал — руки были заняты.
Отступать ему было уже просто невозможно. Да и вообще Х. К. был из тех людей, которые никогда не отступают. Ведь он был лингвистом, и уж чего-чего, а упорства ему было не занимать — он никогда не сдавался там, где уже давно отступил бы любой другой нормальный человек. Он прочел «Илиаду» и «Одиссею» и всякий раз, когда ему встречалось незнакомое слово, смотрел его в словаре «Лиддела & Скотта», а потом выписывал. А когда в какой-нибудь строчке встречалось подряд целых пять незнакомых слов, он и их смотрел в словаре и выписывал, прежде чем перейти к следующей строчке с четырьмя незнакомыми словами. В возрасте 14 лет он таким образом прочел всего Тацита; в возрасте 20 лет прочитал «Muqaddimah» Ибн Хальдуна,25
а в двадцать два — «Сон в красном тереме». Теперь же он по сантиметру передвигал один палец, затем другой, потом по сантиметру — носок одного ботинка, потом другого и медленно, но верно поднимался все выше и выше.На протяжении целых десяти часов он карабкался по скале сантиметр за сантиметром. Не смотрел при этом ни вниз, ни вверх. На десятом часу подъема, когда он передвинул носок ботинка еще на один сантиметр и голова, таким образом, поднялась еще на сантиметр, нос вдруг защекотал зеленый лист виноградной лозы. Он поднял глаза и увидел, что край обрыва находится всего в нескольких футах. И он упрямо продолжал подниматься дальше, сантиметр за сантиметром.