Последний самурай

И вот он вернулся в мир цивилизации, где самыми знаменитыми и почитаемыми личностями были Джон Траволта и «Би Джиз», и опубликовал книгу, в которой рассказал о потерянном племени молчунов. И тогда разные люди начали доказывать, что он никак не мог оказаться там, а люди, путешествовавшие по Китаю, утверждали, что все, что он пишет в этой книге, не имеет ни малейшего отношения к тамошней действительности. А люди, поднимавшиеся на те странные горы, утверждали, что находятся они совсем в другой части страны и что Х. К. в течение десяти часов никак не мог подняться ни на одну из подобных гор, пусть даже и объясняет в книге, как ему это удалось. Другие утверждали, что в крохотной и бедной китайской деревне никак не могло оказаться столько шелка. А если бы даже и оказалось, крестьяне вряд ли отдали бы ему такое богатство. И еще они твердили, что старых швейных машинок «зингер» давным-давно не существует на свете, а если хотя бы одна и существовала, то стоила бы целое состояние в твердой валюте как раритет. И что пользы от твердой валюты в тех краях нет никакой, вопреки всему, что он пишет в этой книжке. Нашлись умники, которые утверждали, что и насчет змеев он наврал, поскольку китайские власти давным-давно запретили своим гражданам запускать змеев, считали их пережитком буржуазного прошлого. И Х. К. лишь оставалось мрачно посмеиваться над всеми этими утверждениями. Он никак не ожидал, что затерянное племя молчунов станет предметом столь жарких дискуссий. И уж тем более не ожидал, что от него потребуются документальные доказательства существования этого племени, но лично он готов опубликовать отчет о своем путешествии с использованием самых точных географических координат и прочих указаний своего маршрута, с тем чтобы можно было определить местоположение этого кочующего племени. Не успел он объявить об этом во всеуслышание, как поднялись дикие крики и вопли и кое-кто попытался проследить за маршрутом Х. К., потому что общественность жаждала и имела право знать. Но никому так и не удалось ничего обнаружить, за исключением того факта, что Х. К. действительно вошел в здание консульства в Пешаваре.

Эта книга, сказала Сибилла, вышла в 1982 году, с тех пор Х. К. занимался то тем, то другим, всем понемножку. Потом она сказала, что встречалась с ним на какой-то оксфордской вечеринке, в комнате Френкеля, в здании колледжа Корпус Кристи. Сам Скарп-Хедин разговаривал там с Робином Нисбетом, в то время как Сибилла говорила какое-то время с Х. К. Я спросил: Скарп-Хедин? И Сибилла ответила: Один из моих приятелей. И знаешь, его имя как-то не соответствует бледному, даже болезненному виду. Потом она сказала, что, несмотря на то что Х. К. прожил несколько лет в этом племени и они его полюбили и даже уговаривали остаться, он так толком и не мог понять этих людей и не знал о них почти ничего.

Но затем в один прекрасный день все переменилось. Было известно, что у этого племени существует какая-то варварская церемония посвящения, которую он так и не описал. После этой церемонии многим мальчикам требовалось длительное лечение. Однажды, подойдя к палатке, он услышал, как один из этих мальчиков говорил что-то женщине, ухаживавшей за ним. Женщина засмеялась, а мальчик забормотал что-то в свое оправдание. И Х. К. тут же все понял. То было самое поразительное открытие в его жизни! В языке этого загадочного племени существовала сложная система падежных окончаний, которая использовалась только женщинами. Явление совершенно экстраординарное, как если бы, к примеру, одна группа людей говорила по-арабски в письменном его варианте, а другая — на том же арабском, но только в варианте разговорном. Ποтрясающе! То же самое относилось к залогам, наклонениям и временам. Изъявительным, будущим, совершенным настоящего времени и повелительным наклонением пользовались лишь мужчины. Но были также и другие формы, в частности сослагательное наклонение, которыми пользовались только женщины. И из-за этого-то, утверждал Х. К., происходила большая путаница, потому что когда они наконец начали разговаривать с ним, выяснилось, что когда он задавал вопрос мужчине — причем не важно какой, пусть даже самый незначительный, — в его устах он звучал как утверждение. А когда, допустим, он спрашивал женщину, идет ли на улице дождь, она, бедняжка, могла лишь ответить, что мог бы, не более того. Х. К. рассказывал, что когда в один прекрасный день до него дошло, в чем тут фокус, он долго лежал на траве и хохотал как безумный, а потом вдруг расплакался.

В комнате Френкеля, сказала Сибилла, стоял длинный стол, покрытый плетеной скатертью сиреневого цвета, похожей на дешевые покрывала фирмы «Сирз». На стене висел черно-белый снимок самого Френкеля.

Х. К. взглянул на снимок, потом на гостей, пробормотал: О Боже! и вышел.

Вот так, кивнула Сибилла. Этим «о Боже» он хотел сказать: «Пошли-ка лучше отсюда». И хотя она знала, что Скарп-Хедину это может и не понравиться, что он потом будет жаловаться, что она его не любит, согласилась с Х. К., сказала: да, пошли отсюда. И они ушли.