Ты уж извини за то, что расспрашиваю тебя столь пристрастно. Но ты должен понимать, что выслушивать все это мне больно. Признаю, я лишен добродетелей однолюба, но сия черта вовсе не означает, что я полностью лишен и чувства ответственности. И еще мне всегда казалось, что женщины, с которыми я имел дело, понимали, что я за тип. Серьезным и глубоким человеком меня вряд ли можно назвать, об этом, знаешь ли, нетрудно догадаться даже за время краткого знакомства. И если каким-либо женщинам это во мне не нравилось, то они сбегали еще до того, как отправиться со мной в спальню. Или же то было приключение на одну ночь?
Да, вроде того, сказал я.
О, понимаю. В таком случае это многое объясняет.
И он снова закурил.
Ты уж прости за вопрос, но хотелось бы знать. Я что, единственный кандидат?
Она работала в конторе в чисто дамском коллективе, ответил я. А с вами познакомилась на приеме.
И я сразил ее наповал. Когда же, интересно, это было? Сколько тебе?
Двенадцать лет тому назад. Мне одиннадцать.
А где это было? В Лондоне?
Думаю, да.
Тогда никак не пойму одного. Что ужасного в том, что ты назовешь мне имя этой женщины? Женщины, с которой я был знаком так мало и недолго? Неужели ей теперь не все равно?
Не все равно.
Ясно.
Он загасил окурок.
Какая-то ерунда получается, верно?
Я промолчал.
С чего ты вдруг решил найти меня? Газета повлияла?
Нет...
Тебе нужны деньги?
Нет.
Я заволновался. Все произошло как-то слишком быстро.
Вы когда-нибудь видели «Семь самураев»?
Сто лет назад. А почему ты спрашиваешь?
Вы помните ту сцену, где Кюдзо вступает в поединок?
Боюсь, что не запомнил их имен.
Кюдзо из тех, кто не слишком заинтересован убивать людей.
Тут я заставил себя говорить помедленнее.
Он сражается бамбуковым мечом с другим самураем. И побеждает. Но тот, другой человек пытается доказать, что это была ничья. И тогда Кюдзо говорит ему: Если бы мы сражались настоящими мечами, я бы тебя убил. И тогда тот, другой самурай говорит: Ладно, тогда давай сразимся настоящими мечами. И Кюдзо ему сказал: Но это просто глупо. Потому что я тебя убью. И тогда тот, другой самурай вытаскивает меч, и они сражаются настоящими мечами, и он погибает.
Ну и?..
Ну и я пошел повидаться с моим настоящим отцом три месяца тому назад. Просто взглянуть на него. И не сказал ему, кто я. Просто стоял у него в кабинете и думал: Не могу сказать этому человеку, что я его сын. Потому что это правда.
Он не сводил с меня светлых, живых и внимательных глаз, при этом лицо его оставалось непроницаемым. Потом оно оживилось.
Так ты смог сказать мне потому, что это неправда? Понял!
Он все понял за одну секунду. И вдруг рассмеялся.
Но это просто потрясающе!
И покосился на наручные часы (тоже, разумеется, золотые).
Входи и расскажи мне еще что-нибудь, сказал он. Я должен узнать о тебе больше. Я был первой твоей жертвой?
Четвертой, ответил я.
И тут же осекся, и хотел извиниться, а потом решил промолчать, чтобы не ляпнуть какую-нибудь глупость.
Те первые трое были просто ужасны, сказал я (словно это могло послужить своего рода извинением). Двое поверили мне, а один — нет. И все они были просто ужасны. Когда я говорил, что это неправда, они никак не могли понять. Вообще не врубались.
Ты меня удивляешь.
А потом я вдруг подумал о вас. Прежде как-то в голову не приходило, потому что я не играю в бридж.
Не играешь? Жаль.
Я думал, вы поймете. Почему-то считал, что даже если не поверите, то поймете.
Он снова рассмеялся.
А ты имеешь хоть приблизительное понятие о том, сколько народу претендует на мое отцовство?
Нет.
Я тоже нет. Просто счет потерял, после третьего случая. Обычно является мамаша, делает вид, что ей страшно не хочется в этом признаваться, но все ради счастья и благополучия ребенка.
Первый раз я был просто в шоке. Чудовищная сцена! Никогда в жизни не видел этой женщины, по крайней мере не помнил, чтобы мы с ней встречались. И вместо того, чтобы заподозрить подвох, я почему-то страшно растерялся. Начал корить себя за то, что напрочь забыл о столь знаменательном моменте — близости с ней! Она сказала, что было это несколько лет назад, и я был потрясен тем, что женщина эта изменилась с тех пор до неузнаваемости, причем в худшую сторону.
Однако затем я пришел в себя и начал задавать вопросы. И вся эта история выглядела все более и более запутанной. А потом вдруг меня осенило. И я принял решение, достойное мудрого царя Соломона! Я сказал: Что ж, прекрасно. Если ребенок мой, решение о дальнейшей его судьбе на моей совести. Я обязуюсь вырастить и воспитать его должным образом, но при одном условии — чтобы ты никогда не смела контактировать ни с ним, ни со мной.