Уже высоко в горах мы наткнулись на маленькую деревушку. На улице — ни души. Страшно хотелось пить, а потому я спешился и начал искать место, где можно было раздобыть воды. Вдруг из одного дома выбежала женщина, вся в слезах, закричала мне что-то, чего я не понял, и указала на дорогу.
Я снова сел в седло и поехал по этой дороге. Мальчишка отказался следовать за мной. Дорога резко свернула вправо, и тут глазам моим предстала картина, подтвердившая худшие опасения. Кругом было полно солдат, они держали под прицелом ружей крестьян, а эти несчастные копали могилы. Солдаты увидели меня и открыли огонь, но я тут же пустил лошадь в галоп. И унесся прочь от этого страшного места.
Он насыпал себе в кофе целых три ложки сахара. Разломил круассан, намазал его маслом и джемом.
И сказал:
Я понял, что ничем не могу помочь тем крестьянам, и единственное, что остается, — спасать собственную шкуру. Но на всем пути к гостеприимному городку страшно мучился чувством собственного бессилия. И думал: может, все-таки стоило подъехать к тому полю? Может, сам факт появления свидетеля на этом поле их бы остановил? Но то было забытое Богом место. Они могли пристрелить меня, бросить в канаву, закидать землей, и никто бы не узнал, где моя могила. На протяжении всего пути я терзался этими мыслями. Передать не могу, насколько это ужасно — увидеть такую сцену и знать, что не в силах вмешаться, не в силах исправить того, что происходит на этой забытой Богом земле. Я подумал: да я потом всю жизнь буду упрекать себя за то, что оказался таким трусом. Я просто обязан хоть что-то предпринять.
Я вернулся на плантацию уже к вечеру и рассказал моему хозяину о том, что видел. Он объяснил, что в округе появились лендлорды, пытающиеся прогнать с насиженных мест индейцев, им была нужна земля, к тому же у них имелась новая современная техника и люди с мачете стали не нужны. Индейцы сопротивлялись, не хотели уходить из своих деревень, тогда лендлорды напустили на них солдат, и те убивали несчастных десятками и сотнями, с молчаливого согласия насквозь коррумпированного правительства.
Было совершенно очевидно, что обращаться к властям бесполезно. И скакать обратно и пытаться разогнать солдат тоже было бессмысленно и подобно самоубийству. Но тут мне пришла в голову гениальная идея. Ты когда-нибудь слышал о Рауле Валленберге?
Нет, а что?
Ну да, конечно, ты еще слишком молод. Так вот, Рауль Валленберг был шведским консулом в Будапеште во время Второй мировой. Пришли немцы и начали вылавливать евреев и отправлять их в концентрационные лагеря. И тогда Валленберг начал выдавать евреям шведские паспорта! Евреи стояли на платформах, их были сотни, тысячи, и ждали, когда их увезут на бойню. А тут вдруг появлялся Валленберг и говорил офицерам СС: Этот человек — гражданин Швеции, я запрещаю вам забирать его! Разумеется, ни один из этих евреев ни слова не знал по-шведски. Потрясающая идея!
И я сказал своему новому другу, что ничего не может быть проще. Нам следует приехать в ту деревню с британскими паспортами для несчастных, доказать солдатам, что эти индейцы граждане Великобритании, — и дело в шляпе!
Моему новому другу идея понравилась и напугала его одновременно. И он много чего наговорил, сейчас я уже толком и не помню, чего именно. Что-то вроде того, что это его священный долг, впрочем, не уверен, что он употребил именно это слово — «священный», но общий смысл был ясен. Надо сказать, что не было лучшего способа доказать величие и милосердие нашей королевы, чем предоставить защиту кучке напуганных и несчастных крестьян и поставить на место этих зарвавшихся кровожадных ублюдков! И я всячески доказывал ему это, а он страшно переживал и сочувствовал, но в то же время пытался сказать, что просто не может, не в силах этого сделать. Был один сильный аргумент в его пользу — он прожил здесь слишком долго, ему было что терять, потом местные власти никогда бы не простили ему этой выходки, сделали бы его положение просто невыносимым. Но и у меня тоже нашелся сильный аргумент. Я напомнил ему, что женат он на местной женщине и что она вполне может оказаться в родстве с кем-то из преступников.
Он понимал, что я от него не отстану. И начал торговаться. Он сказал, что готов сыграть со мной в пикет и поставить на кон содержимое одного сундучка. Что именно за содержимое, ему точно не известно. Если выиграю я, то сундучок мой. Я же должен поставить на кон тысячу фунтов.
Пришлось мне согласиться, просто выбора не было, хотя соглашаться на подобное предложение было чистой воды безумием. Пикет — неплохая игра, возможно, даже лучшая из двух, но везение играет в ней куда большую роль, нежели в бридже. К тому же я не слишком часто играл в пикет прежде, так что от моего умения и сообразительности тут мало что зависело. Если бы мы играли в бридж, я был бы куда больше уверен в победе, хоть и он тоже был неплохим игроком. Но что оставалось делать?..