Дрожь доктора Черниенко становится еще сильнее.
– Ад там. В наших головах. Нет желаний – нет страданий! Нет желаний – нет страданий! – твердит она на манер политического лозунга.
Исидору все это страшно интересно.
– Нет мучений – нет жизни. Разве любому живому существу не присуща способность страдать? Даже растение страдает, – напоминает он.
Молодая женщина обнимает старуху и целует ее в щеку. Свободной рукой она берет ее за руку.
– Операция полностью удалась. Наташа вернулась в мир живых людей. Она мигом приобрела известность, русское правительство стало меня поощрять. Для страны это было удачным символом. Мы добились успеха там, где Запад топтался на месте. Как можно объяснить нежелание спасать героиновых наркоманов? Никак! Ни верность данному слову, ни запрет прикасаться к мозгу здесь совершено ни при чем.
Наташа смотрит на обоих журналистов, не мигая.
– О моих исследованиях пронюхал Финчер, – продолжает доктор Черниенко. – Он явился ко мне. Он первым понял, что я занимаюсь центром удовольствий, открытым Джеймсом Олдсом, и попросил об операции. Но он не хотел, чтобы я удалила этот центр, наоборот, он попросил его стимулировать.
– Значит, вы и Финчер – не случайность, – заключила Лукреция.
– Мамина операция удалась, – продолжила Наташа, – но возникли вторичные эффекты. Она отбила у меня тягу не только к наркотикам, а вообще ко всему. Боль от нехватки героина сменилась болью от недостатка эмоций.
– Я была за то, чтобы они встретились. Они представляли собой две чаши весов. У Финчера был избыток того, чего не хватало Наташе. Один он мог ее понять, – сказала доктор Черниенко с усиливающейся дрожью.
– А я его убила… – прошептала Наташа.
– Вы его не убивали, – уверенно возражает Исидор.
Топ-модель пожимает плечами:
– Финчер поставил себе цель довести меня до оргазма. В тот вечер он особенно старался. Победа порождает желание новых побед. Мы крепко обнялись…
– …и он умер.
– По вашим словам, вы вживили ему в голову передатчик. Кто посылал сигнал?
На мониторе компьютера на столе неподалеку загорается одно слово:
«Я».
Потом под ним появляется строка:
«Приходите повидаться».
Жан-Луи Мартен не понял, что произошло. После победы над Deep Blue IV он по привычке послал поздравительный разряд: 19 минивольт, продолжительность полсекунды.
Обычно Сэмюэл Финчер немедленно звонил с рассказом об ощущениях, но в этот раз звонка не было.
Мартен прождал несколько часов. Больной слушал по компьютеру телевизионные новости и вдруг узнал страшное: умер доктор Сэмюэл Финчер.
СЭММИ… УМЕР?
На экране полицейские уводили Наташу.
Жан-Луи Мартеном овладело жуткое отчаяние. Сэмми. Только что он убил единственного, кого по-настоящему любил. Единственного, к кому испытывал безмерную признательность.
Из его глаза потекла слеза, изо рта слюна. Но никто на него не смотрел, некому было узнать о придавившем его колоссальном горе. Он не знал, что оплакивает: утрату друга или одиночество, отныне безраздельное.
В ту ночь на стадии парадоксального сна Жан-Луи Мартену приснилась картина «Апофеоз Гомера». Во сне он слышал голос Гомера, декламировавший «Одиссею»: «На следующей стоянке, на острове Гелиоса, людей обуяло невиданное безумие. От голода они перерезали священных быков. Улисса с ними не было, он в одиночестве удалился молиться в глубь острова. Вернувшись, он впал в отчаяние, но сделать уже ничего не мог. Быков изжарили и съели. Месть Гелиоса была скорой, корабль разломился от ударившей в него молнии».
На лицо Гомера в правой части картины накладывалось лицо Сэмми со страшным оскалом экстаза в последнюю секунду жизни. В лицо ударила молния, и оно застыло, как фотография в новостях.
«Все, кроме Улисса, потонули». Мартен увидел самого себя, плывущего в море на картине Сальвадора Дали.
«Влез он на киль и, оседлав его, уплыл от бури. Долго он плыл, пока не достиг острова Калипсо, который не мог покинуть долгие годы».
Жан-Луи Мартен очнулся. Его единственный глаз открылся. Образы Дали его опьянили. Последние обрывки сна разлетелись, как скворцы при появлении кошки. Но он все же вспомнил.
Он включил компьютер и стал искать сайты, где излагался бы реальный маршрут древнегреческого мореплавателя.
«Улисс упал в воду и схватился за жалкие останки корабля, так он спасся и через девять дней оказался на острове Огигия, где жила прекрасная нимфа Калипсо, дочь Атласа».