– Да… Нет, не знаю. Но там что-то пошло не так. Съезди и забери его оттуда…
– Так точно, товарищ подполковник. Съезжу.
– Не козыряй, Дима, – тяжело вздохнул Конев. – Это моя личная просьба. Она не касается наших с тобой служебных отношений.
Коневу показалось, что сидевший с ним рядом коллега начал прислушиваться. И быстро свернул разговор.
Разумеется, он не стал бы при посторонних вдаваться в подробности и рассказывать Новикову о звонке Алешкиной одноклассницы.
Он даже не знал этой девочки, сообщившей ему, что Алексей вместе со взрослыми ребятами напился пива, весь облевался и уснул прямо в саду на голой земле под розовыми кустами. И Конев ни за что бы ей не поверил, но она прислала ему фотографию, подтверждающую ее слова.
«Я понял. Выезжаю. Фото удали! Если оно пойдет гулять по сети, будет плохо. Не мне. Ты меня поняла?» – ответил он ей сообщением.
«Поняла. Удалила».
Но он не склонен был ей верить. Подростки очень поверхностно понимают, что такое – дать слово. Пообещать и забыть, как это случилось с Алешкой, для них дело обычное.
Новиков Дмитрий привез его сына домой еще до возвращения Конева с расширенного заседания. Заставил его принять душ, переодеться. Забросил его выгвазданные в грязи и блевотине вещи в стиральную машинку. Напоил его горячим чаем с лимоном. И отправил спать. И дождался Конева.
– Что там было? – прикинулся он непонимающим, заходя в квартиру.
– Там все пошло не так, товарищ подполковник. Свора студентов напоила подростков. Играли «на слабо». Напились сами и пацанов с девочками напоили. Та девочка, которая позвонила вам и прислала фото, все это время пряталась на соседнем участке. Я ее тоже привез домой, передал родителям.
– Фото?
– Удалил лично. Она его не пересылала. Я проверил.
– Спасибо. – Конев сел к кухонному столу, тяжело глянул на капитана. – Этих ублюдков…
– Всех взял на карандаш. Сами решите, что с ними делать.
Что он мог с ними сделать?! Ничего! Его власть на них не распространялась. Он даже сына до сих пор не наказал – не придумал как. А наказать следовало…
– Пап, прости, – вдруг подал голос Алешка. – Я виноват. Так получилось.
– Что получилось?! – Газету он все же в бешенстве скомкал и закинул в угол. – Превратиться в свинью?! Подставиться самому и подставить меня?! Ты… Ты обещал, что все будет хорошо! Я тебе поверил!
Он понимал, что повел себя глупо, когда повелся на обещания двенадцатилетнего пацана. Тот забыл о своих словах наверняка, как сел в электричку с друзьями. И про отца, давящего на него своим авторитетом, забыл наверняка еще раньше. А еще он повел себя как дурак, обидевшись на Новикова. Надо было отправить его вместе с сыном, невзирая ни на что. И не было бы этой грязи.
– Я готов понести наказание, – вдруг выговорил Алешка, губы его дрожали. – По всей строгости твоего закона, пап.
И Коневу так сделалось страшно, что ударило сильной болью под левой лопаткой. Мгновенно представил своего пацана в кандалах на скамье подсудимых. Осунувшегося, грязного, голодного.
– Иди ко мне, дурак ты эдакий! – протянул он к Алешке руки.
Тот бросился ему на шею, обнял и разрыдался. И наобещал сквозь слезы всякого разного несбыточного.
– Я из дома никуда, пап…
– Все каникулы дома просижу!..
– Буду читать и китайский начну учить. Дима Новиков обещал помочь…
Новиков знает китайский? Надо же! Открытие. А в личном деле ни слова. Не так прост капитан. Надо с ним поаккуратнее впредь. Держать на расстоянии.
– Мы и без Новикова найдем тебе репетитора, если ты всерьез решил изучать китайский.
– Хорошо, пап. – Алешка отстранился, отошел на метр, посмотрел любящими виноватыми глазами. – Мир?
– Мир.
– Давай позавтракаем. Все остывает…
Они позавтракали, разговаривая обо всем на свете, кроме Алешкиного проступка. Они к этому больше не вернутся. Сын понял. Конев искренне наделся, что тот понял. И не станет страдать забывчивостью, давая обещания. Как его потаскуха-мать!
Конев уговорил сына поехать в школьный лагерь.
– Пусть все идет как и шло, сынок. Мы забыли тот прискорбный случай и живем дальше по заведенному нами с тобой расписанию.
Он довез сына до школы. Пообещал забрать вечером. И поехал на работу. Солнечный теплый день проплывал за окнами его машины, как картинки из чужой, незнакомой жизни. Смеющиеся загорелые люди, нарядные старики в сквере танцуют под аккордеон, молодежь на роликах пересекает пешеходную «зебру».
Неужели у них нет забот? Их ничто не тревожит? Они ничего не боятся? Почему он не может так жить? Это издержки его профессии или нет? И вот интересно: она выбрала его или он ее?
Ход его мрачных мыслей нарушил телефонный звонок. Номер был незнакомым.
– Товарищ подполковник, прошу прощения, майор Николаев беспокоит. Разрешите обратиться?
– Откуда у вас мой номер телефона, майор? – сразу насторожился Конев.
– Это служебный номер, товарищ подполковник. Он в свободном доступе для сотрудников.
– Что хотели, майор?