Последний секрет на троих

– Потому что она эту историю мне тут уже по-другому рассказала. Что это было не в ночь пожара в Тонином доме, а в ночь пожара в доме Кулаковых. Потом вовсе засомневалась. Будто и не видела никого. И чему верить?..

Соня просидела в машине минут тридцать, дожидаясь, когда Есения Семеновна вернется из поселковой амбулатории. И все это время злилась на Николаева.

Неужели сложно было рассказать, что Тонина соседка что-то такое наблюдала?! Не важно, в какой день, но что-то она видела! Ее можно разговорить. С ней можно поработать.

А он промолчал. Почему? До сих пор считает, что у нее был мотив желать смерти единственной сестре?

– Сволочи, – прошептала она с горечью. – Расплодились…

Она увидела в конце улицы знакомую фигуру Есении Семеновны. Та шла неторопливо и о чем-то размышляла. И с кем-то беззвучно разговаривала. Губы ее шевелились, когда она поравнялась с Сониной машиной.

– Зрение проверяла, – пояснила она, когда Соня выскочила перед ней из машины с пакетом конфет. – Что-то совсем не вижу ничего. Даже пожарище напротив и то не вижу.

Сгоревший Тонин дом с дороги не особо был виден даже Софии. Высокий забор почти не пострадал и скрывал весь ужас. И она ни разу не открыла калитку с тех пор. Даже сигнальная лента еще моталась на ветру по всему периметру. Никто за забор Тонечки не заходил.

– А ты чего снова ко мне? Будто поговорили уже, – подозрительно прищурилась в ее сторону Есения Семеновна. – И майору Николаеву я все рассказала. Жених твой тут был в ночь пожара в Тонином доме. Он небось ее и убил, и дом сжег. Чего вытаращилась, идем чай пить, раз уж пришла. Да еще с конфетами.

София минуты две стояла не в силах тронуться с места.

Что только что сказала эта старая женщина?! Что Женя Мелихов был в ночь пожара в Затопье?! И рядом с домом Тонечки? Но зачем?

– Чтобы убить и ограбить, зачем еще! – с непонятной радостью воскликнула Есения Семеновна, разуваясь у порога в узком коридорчике. – Тоня не зря его не любила.

– Откуда знаете?

Соня последовала ее примеру и сняла кроссовки. И пошла босиком в ее кухню по сверкающим чистотой крашеным половицам.

– А то я не видела! – снова на подъеме отреагировала Есения Семеновна, хватаясь за эмалированный чайник. – Она его терпеть не могла.

Неужели это было так заметно? Даже посторонним людям? Или Тоня, не скрывая неприязни, отпускала какие-то замечания в адрес Мелихова? Как нехорошо…

– Помню, как-то вы только отъехали, она вышла за ворота. Долго смотрела вам вслед, а потом плюнула. Я как раз в палисаднике копалась с лилиями. Спрашиваю, чего это ты, Антонина, гостей дорогих так провожаешь?

Есения Семеновна сняла с чайника крышку и подставила его под струю воды. И молчала до тех пор, пока вода не начала переливаться через край. Закрыла крышку, поставила чайник на газовую плиту, протерев запотевшие бока кухонным полотенцем.

– А она мне отвечает… – не забыла, о чем говорила, старая женщина. – Гость дорогой только один – это Софийка. А тот, кто рядом с ней, – хлыщ хлыщом!

На памяти Сони не было случаев, чтобы Тонечка откровенничала с соседями. Но ведь она могла многого и не знать.

– Так что жених твой – гад, – заключила Есения Семеновна и потянула из ее рук пакет с конфетами. – Удивляюсь, что его еще не арестовали! Не арестовали ведь, нет?

– Нет, – качнула головой Соня. – Есения Семеновна, давайте с вами сейчас выпьем чаю и все еще раз с самого начала вспомним.

– Я и так все помню! И без чая, – возмутилась она, но, правда, без былой уверенности.

– Хорошо. Но надо уточнить все-все-все. Дату, время. Одежду, в которой был тот самый мужчина. Вы же не видели, как этот человек поджигал дом?

Она подумала и со вздохом мотнула головой:

– Нет. Не видела.

– Он просто стоял у забора?

– Он за него держался. Не у забора. У калитки. И вот так держался за ее край. – Есения Семеновна согнула пальцы. – Был одет во все темное и в кепку. Такую, с длинным козырьком.

– Бейсболка, – подсказала Соня, едва не рассмеявшись от облегчения.

Мелихов ненавидел головные уборы. Осень, зима – куртка с капюшоном. Весна, лето – непокрытая голова. Ни кепки, ни шапки, ни бейсболки он никогда не носил.

Но исключения бывают, радоваться было рано.

Чайник вскипел. Есения Семеновна всыпала заварки в чайничек с отбившейся по краю эмалью. Поставила чашки с блюдцами. Высыпала конфеты прямо на стол.

– Авось свои. Не до церемоний, – пробубнила она тихо. – Пей чай, угощайся конфетками, Софийка. А то все говорим, говорим.

Чаепитие прошло в полной тишине. Слышно было лишь, как они громко потягивали огненный чай да шуршали конфетные фантики.

– Смотрю, у вас численник весь в закладочках, – обратила внимание Соня на вставленные между страничек сухие веточки.

– Да. Советы там хорошие. Я иной раз зачитываюсь. Век прожила, а чего-то все равно не знаю. И по саду-огороду, и по дому. Вот, к слову, Софийка… – Есения Семеновна уставилась на нее как будто с обидой. – В тот вечер, когда твой жених у дома Тони стоял, я один такой совет читала. Листок как раз оторвала с вечера за день минувший. Я так всегда делаю, чтобы утром не забыть. День-то прошел, чего его на ночь оставлять.