Как только дверь за Рэем закрылась, Зак сел. Опустил ноги на холодный пол и осторожно поднялся. Шагнул вперед, и его повело. Пошатнулся, уперся ладонью в стену. Голова кружилась, кружилась перед глазами комната, и Зак, сосредоточив взгляд на окне, медленно побрел к нему вдоль стены.
К головокружению прибавилась тошнота. Зак подумал, что он, должно быть, еще на каком-то коктейле. Ничего не болит, зато симптомы отравления налицо.
Он почти дошел до окна, когда о прозрачный пластик, из которого оно было сделано, ударился камень. Прилетел с той стороны, глухо стукнул и упал, утонул в песке.
А через мгновение к окну подгребли эти двое. Он их видел, они его — нет. Такая система: односторонние окна во всю стену. Гоша, непривычно серьезная и очень напряженная. Тоненькая, угловатая, с огромными темными глазами. И Снежок за ее плечом — светлое пушистое чучело.
Зак вздохнул, привалившись к стене и глядя на них. Силы ушли внезапно. Все сразу. Он даже пошевелиться не мог — только смотреть. Навалилось все сразу. Облегчение, потому что одно дело знать, что они в порядке, другое — видеть. Усталость. И понимание того, что никак не допрыгнет он до той чертовой створки. Но хоть открыть ее — сможет.
Он дополз по стене до подоконника и нажал на кнопку. Ничего не произошло, и он нажал еще раз. Потом еще один. Что-то зашуршало, но створка не сдвинулась с места, и Зак ударил по кнопке ладонью, уже со злостью, с размаху. Створка наконец сдвинулась, медленно поползла вниз. Снежок подсадил Гошу, та ухватилась за нижний край образовавшегося окна, перевалились через него и приземлилась уже в палате. Как положено кошке, на ноги. Поднялась, отряхнулась.
Подняла взгляд, и Заку показалось, что она приземлилась слишком близко. Так близко к нему Гоша и не стояла никогда. И глаза у нее — подумал Зак — правда, будто бы больше стали. Бездонные темные глаза.
Гоша не шевелилась долгое мучительное мгновение, а потом влепила ему звонкую пощечину примерно с той же силой, с которой он только что бил несчастную кнопку. Зак пошатнулся, ухватившись за подоконник.
И Гоша тут же подхватила его под локоть, глядя в глаза все с той же непробиваемой темной злостью.
— Гоша, — тихо и ласково сказал он. Он не знал, что еще говорить. Да и не хотелось ничего говорить, ее имени было достаточно. И того, что с ней все хорошо. И со Снежком, который маячил за окном, едва различимый в тучах вновь поднявшегося песка. Он отошел на пару шагов, будто брал разгон, хотя без посторонней помощи ему было никак не допрыгнуть до створки. Отошел дальше и стал казаться совсем мелким. Все в этом песке становились меньше, потому что песок был больше. Сильнее. Зак уже понял. Песок был сильным и жестким. С ним нужно так же, как он: твердо и уверенно.
Иначе с ним не справиться. Никто не сможет с ним справиться, кроме Зака.
Гоша все ждала, что он продолжит фразу, начатую ее именем, но фразы не было, и, устало вздохнув, она заговорила сама.
— Ты идиот, — сказала Гоша.
— Мне уже сообщили, — усмехнулся Зак и легонько потрепал ее по волосам. Она злобно блеснула глазами и оттолкнула от себя. — А вы под домашним арестом.
— А кто нас удержит? — хмыкнула она, уже не так сердито. Она быстро остывала. — Батя собирается на вылет. Трамбует грузы. Весь день будет на дроме.
Помолчала и добавила невпопад:
— Борды забрал.
— А мой сломался, — сказал Зак. — Наверное.
Там все ломалось. Борду там было никак не уцелеть.
Гоша снова полоснула по нему недобрым взглядом, прошлась по палате, села на койку.
— Батя тебя заберет, — тихо сказала, глядя в стену.
— Никто меня не заберет, — отмахнулся Зак. — Кто тебе это сказал?
Гоша покосилась на окно.
— Снежок? — спросил Зак и фыркнул. — Ты его слушай больше! Он же перепуганный до сих пор. Он с перепугу и несет всякую чушь.
И медленно двинулся вдоль стены, стараясь поменьше шататься. Собрался для еще двух шагов без опоры — от стены до койки. И наконец сел рядом с ней. Глянул в ту же стену, что и она, и уточнил:
— И куда Чернофф дел ваши борды?
— Это тебе интересно? — уточнила Гоша, делая ударение на «это». — Где борды? Об этом ты хочешь поговорить?
— Сейчас сюда вернется Рэй, и мы уже ни о чем не поговорим, — пригрозил Зак.
Гоша с тяжелым вздохом оторвалась от стены, развернулась на койке и снова уставилась ему прямо в глаза. И спросила тоже напрямик:
— Зачем тебе борды?
— На Свалку же надо как-то попасть, — пожал плечами Зак, и плечо тут же отозвалось глухой болью. И голова закружилась. Зак прикрыл глаза на секунду, а когда открыл, у Гоши снова поменялся взгляд. Теперь она смотрела встревоженно.
— Придурок, — почти нежно сказала она — насколько умела говорить нежно, — какая тебе Свалка. Тебе лежать надо.
— Надоело лежать, — соврал Зак. Лечь ему сейчас хотелось невероятно. Лечь, закрыть глаза и вырубиться часов этак на двадцать.
И проснуться на Рейне. Чтоб его Чернофф вот так, спящего, и доставил.
— А жить не надоело? — угрожающе спросила Гоша.
— Да в порядке я, — продолжал напропалую врать Зак, — размяться хочу…