Последний шанс

На следующее утро сестра сказала мне: «Ну же, Роза, решай. Это твоя последняя возможность передумать». Как будто идея принадлежала мне! И она пошла в полицейский участок и заявила, что мы обнаружили брошенного младенца. Потом из газеты прислали Джимми, который должен был описать эту историю, и, как ни странно, мы с Конни постепенно начали верить в нее. Элис и Джек казались мне более реальными, чем Мистер Яйцеголовый, нашептывающий мне на ухо всякие гадости. Конни оказалась права. На следующий день после появления в газете статьи на остров прибыл катер, заполненный падкой до сенсаций публикой. А мы ждали приезжих с подносом свежеиспеченных булочек по два пенса и чашкой чая за полпенса.

Конни рассказала Джимми правду только после того, как муж вернулся с войны, и он пришел в ярость. Тайна младенца Манро была историей, с которой началась его карьера, и бедняга пришел в ужас оттого, что это оказалось мистификацией. Он долго не мог простить жену. Именно тогда Конни решила ничего не говорить Энигме вплоть до ее сорокалетия. Думаю, когда она поняла, что задела чувства Джимми, это ее потрясло. Людям не нравится, когда их дурачат, верно? Особенно мужчинам. Мужчины так серьезно себя воспринимают. Конни считала, что к сорока годам Энигма станет достаточно зрелой, чтобы адекватно воспринять новость. А по-моему, так девочке очень нравилось быть знаменитостью.

Шли годы, и я стала подумывать, а не признаться ли нам во всем? Мне хотелось, чтобы Энигма узнала, что я ее мать. Но на самом деле она была скорее дочерью Конни, чем моей, в особенности в первые несколько месяцев после рождения, когда я была немного не в себе. Я почти не дотрагивалась до нее. Ее растила в основном Конни. Я была для Энигмы как старшая сестра. Помню, я обижалась, когда Энигма спрашивала Конни, может ли она называть ее мамой. Но что мне было делать? Конни, считай, действительно была ее мамой. Одна я бы ни за что не справилась с воспитанием девочки. И поскольку Конни и Джимми не могли иметь собственных детей, а сестра очень их хотела, я не могла считать Энигму только своей.

Вдобавок, к тому времени тайна младенца Манро превратилась в успешный бизнес. Когда в сороковом умер папа, мы уже зарабатывали такие деньги, о каких прежде не могли и мечтать. Стоило Конни только заподозрить, что интерес к младенцу Манро начинает угасать, как она мигом придумывала что-то новое, и люди опять говорили о тайне. После войны Конни написала все те письма от Элис к Джеку, сделав вид, что нашла их в жестяной банке под кроватью. Скажу по секрету, Софи, в этих письмах сестра описала свои собственные переживания – в то время у них с Джимми была черная полоса. Так вот, а Джимми сел и написал то прекрасное любовное письмо от Джека к Элис. Читая его, Конни плакала. Ты же читала его, верно? О, наш Джимми мог быть романтиком, когда хотел! Потом, уже в семидесятые, когда наши доходы заметно снизились, Конни, прочитав «Женщину-евнуха», решила, что Элис была эмоционально подавлена. За два дня она сочинила «дневник» Элис и подстроила так, чтобы Марджи «нашла» его под половицами. Помню, как Джимми говорил: «Никто не клюнет на эту чепуху! Сколько еще исторических документов может быть спрятано в маленьком домике?» Но представь, этот дневник вызвал настоящую сенсацию, поскольку намекал, что Элис, возможно, убила Джека, что очень понравилось феминисткам! После этого мы сошлись на том, что «открытий» больше быть не может.

Знаешь, я столько раз испытывала сильное желание рассказать всем правду, но Конни была упряма, как… Снова телефон, Софи? Да, конечно, ответь. Я уже закончила свою историю.

Глава 54

– Ну наконец-то. Все утро пытаюсь до тебя дозвониться.

– Извини, заспалась. Вчера слишком много выпила.

– Я тоже. Глинтвейн был…

– Да, конечно, он был…

– Угу.

– Ну что ж.

– Так вот…

– Как себя чувствует Грейс?

– В физическом смысле она в порядке. Но сегодня я беседовал с врачом, и тот считает, что у Грейс послеродовая депрессия.

– О господи! Да неужели? Черт, а ведь я могла бы и догадаться. У одной моей подруги было такое. В последнее время я упускаю очевидные вещи. Боже, надеюсь, ты не думаешь, что она сделала это умышленно?

– Кто его знает. Все может быть. Грейс уверяет, что это несчастный случай, но я что-то сомневаюсь. Она обычно очень осторожна с едой. Надо было мне догадаться про депрессию. Между прочим, мне это приходило в голову, но все наперебой уверяли меня, что жена в порядке. Почему-то все твердили про эти благодарственные открытки, которые Грейс сделала сама, и повторяли, что женщина в депрессии на такое не способна. Не то чтобы она весь день плакала. Во всяком случае, не при мне. Но я понимал: что-то не так. Мне следовало… так или иначе, теперь ей оказывают квалифицированную помощь. Но я звоню не по этому поводу. Я хотел сказать насчет вчерашнего вечера…

– О нет! Не говори ничего! Пожалуйста, не надо ничего говорить. Просто сделаем вид, что ничего не случилось. Во всем виноват глинтвейн. Даже не думай об этом! Это не важно. Особенно сейчас.