Последний (СИ)

Лицо посетителя осталось непроницаемым. Ничто не выдало его возмущения, хотя он ненавидел, когда его называли по фамилии, однако отчего-то почти все поступали именно так. Его фамилия как нельзя точно отражала всю суть того, кем ему приходилось быть. В старину фамилия DuMaine обозначала «из Мэна», то есть могла быть дана любому среднестатистическому человеку из провинции Мэн на северо-западе Франции. Эта фамилия происходила от глагола «manoir», означавшего «пребывать» или «оставаться». И больше ничего выдающегося! Особенно ужасным было это «оставаться». Оставаться в той роли, которую определил ему Филипп Харриссон, словно ненавистная фамилия отца, который так и остался по жизни никем, была проклятьем Арнольда. Собственное имя нравилось ему гораздо больше. Оно уходило корнями к древним германским племенам и состояло из двух частей, обе из которых импонировали ему: «arn» — «орел» и «wald» — «власть, сила». Это имя, как он считал, подходило ему по-настоящему, и родители вовсе не прогадали, нарекая им сына. Он знал, что уже совсем скоро сможет притворить весь потенциал собственной натуры и собственного имени в жизнь. Ждать оставалось совсем недолго.

— Ты поступил очень опрометчиво, отправившись на это дело в одиночку, Джеймс. Если бы не Лайонел, который растолковал, что к чему, мне пришлось бы еще дольше разбираться в том, что происходит. Твоя выходка доставила много хлопот, она была рискованной. Ты должен был сказать, куда и зачем направляешься. Почему ты вечно действуешь сгоряча?

Дюмейн говорил спокойным тоном, в котором, несмотря на смысл сказанных слов, не звучало назидательных ноток, только сухая констатация, только ровные, ничем не окрашенные вопросы. Вдоволь наслушавшись понуканий и нотаций от отца в юности, Джеймс был искренне благодарен Дюмейну за то, что в его голосе такая подача напрочь отсутствовала. Ровная манера речи Арнольда действовала успокаивающе. По крайней мере, сейчас.

Харриссон прикрыл глаза, слыша, как замедляется писк кардиомонитора.

— Нужно было действовать незамедлительно. Я думал, если промедлю, в Лоренсе будет множество жертв «перевертыша». А ты ведь не понаслышке знаешь, как они опасны.

На этот раз Дюмейну стоило больших сил не поморщиться.

Он знал, о чем говорит ему Харриссон. О той пуле, которую пришлось пустить в лоб его отцу, когда превращение после заражения вступило в активную фазу. Дюмейн хорошо помнил тот выстрел. Наверное, в тот день, когда забившийся в угол хорошо освещенного зала с бронированной дверью и зеркалом, маскировавшим укрепленное пуленепробиваемое стекло, Филипп Харриссон съежился на полу, зашипел и перестал походить на самого себя, бешено вертя головой и размахивая руками, на одной из которых расползалось жуткое некротическое пятно, пистолет в руке Арнольда Дюмейна впервые мог дрогнуть. Видеть Филиппа Харриссона — человека, которого он считал кумиром и мечтал назвать отцом — таким жалким было мучительно. В свои последние минуты «перевертыш» уже мог думать только об одном: о крови вампира, обратившего его. Однако Филипп Харриссон сумел и здесь удивить Арнольда своей силой воли и одновременно ранить его в самое сердце.

В тот день больше десяти лет назад сознание на секунду вернулось к нему. Филипп сумел перебороть наваждение на краткий миг и вместо того, чтобы броситься на вошедшего к нему вооруженного Дюмейна, посмотрел на него помутившимся взором глаз, которые затянула желтоватая пелена. В этом взгляде было столько душевной боли и мольбы, что сердце Дюмейна болезненно сжалось. Ему захотелось уронить пистолет и сердечно вымаливать прощение за то, что именно он фактически подстроил это заражение. Он помнил каждую строчку своего послания Валианту Декоре:

«Через день на ваше убежище будет совершен налет группы Харриссона. Операция планируется днем, чтобы вы были слабее. Советую: дайте бой. Покажите, что вы настроены серьезно. И еще! У меня есть задание. Зарази Харриссона. Сделай это хотя бы в знак признательности за информационную помощь. Тогда организация останется без лидера, и у вас будет передышка. Его сын Джеймс не горит желанием вступать в эту борьбу. Возможно, со смертью Филиппа Харриссона охота будет прекращена. Это шанс. Так будет лучше для всех».