Последний сон

— Только не делай поспешных выводов, — попросил Лоуренс. — Мой рассказ может показаться… — он сделала паузу, подбирая слово, — необычным, но связь между нами сама по себе необычна. Для начала, я хочу тебе показать свои снимки. — Он протянул ей альбом с наклеенными в нем карточками.

— О, какой ты здесь милый!

Это были черно-белые изображения пухлого младенца в платье с оборками. Он улыбался беззубым ртом, самозабвенно облизывая погремушку. Под снимками было написано «Лоуренс младший, три месяца».

— Так ты младший? — удивилась Элейн.

— Да, моего отца тоже звали Лоуренс, — он вздохнул. — Я же говорил, что мои родители были очень практичными. А вот фото, где мне год.

На следующем снимке ребенок с длинными до плеч локонами прижимал к себе мягкую игрушку. Его лицо было серьезным.

— Почему у тебя такие длинные волосы?

— Отец хотел дочку, — пошутил Лоуренс. — На самом деле их не стригли до года в связи с семейной традицией, связанной с каким-то там суевериями.

— Вот тебе и практичные родители…

— Одно другому не мешало, как видишь.

Следующее фото было снято во время какого-то праздника. Лоуренса одели в нарядный костюмчик, на голове красовалась большая белая шляпа как у взрослых. На снимке ему не больше трех лет, рядом стоят другие дети на пару лет старше. Они дурачатся, смеются и только Лоуренс предельно серьезен. У него задумчиво-печальный взгляд человека, который видел слишком много.

Как смогла убедиться Элейн, просматривая остальные снимки, этот взгляд был на всех фото. Мальчик вырос, закончил школу, колледж. После выпускного был только один снимок: на берегу заросшего осокой пруда Лоуренс играет с собакой. Молодой мужчина выглядит довольным жизнью, улыбается, гладя пса, но глаза все же выдают его — они не веселы.

— Что с тобой случилось? Почему на всех снимках ты грустный?

— Представь себе мальчика, — Лоуренс сел рядом, чтобы чувствовать тепло ее тела, — который безуспешно ищет то, что лично он никогда не терял. Он не может никому рассказать о своих чувствах, потому что знает, что его не поймут. Годы идут, мальчик растет, понимая, что с ним все не так, как должно быть. Он чувствует, что когда-то был женат, но его любимая жена умерла еще до его рождения и теперь он вдовец навеки.

— Твои слова разбивают мне сердце… — Элейн пришла в ужас от его истории. — Неужели ты чувствовал это с самого детства?

— Ты же видела снимки, — просто ответил Лоуренс. — Но не надо жалеть меня, ведь я не знал другой жизни. Конечно, я не сразу понял, что за тоска грызет меня, но когда осознал, уже в более взрослом возрасте, это объяснило, почему мне не удается построить долговременных отношений с женщинами, несмотря на все свое природное обаяние. Я ведь обаятелен? — он усмехнулся, пытаясь разрядить обстановку.

— Очень, — подтвердила Элейн. — Но почему это случилось с тобой? Я ведь росла обычным ребенком. Ждала чего-то подсознательно, никак не могла определиться с тем, чего хочу, видела странные повторяющиеся сны, но так сильно не страдала как ты.

— А я разгадал эту загадку, — в его голосе прозвучали нотки гордости. — Хотя это и было непросто. Моему состоянию нашлось логичное объяснение, но не буду забегать вперед. Ты упомянула, что тебе снились повторяющиеся сны. Мне тоже. Вернее, сны снились разные, но в них часто повторялись одни и те же детали, и особенно одна, — он поднял указательный палец, призывая к вниманию, — которая наполняла меня печалью, ужасом и восторгом, но которую я никак не мог вспомнить после пробуждения — конверт, сделанный из желтой плотной бумаги…

И Лоуренс рассказал про конверт, подкрепляя свои слова старыми записями и рисунками. В этот момент у него в голове мелькнула пугающая мысль, что вероятно, он все-таки сошел с ума и по-прежнему находится на приеме аудитора, погруженный в гипнотическую дрему, а вся дальнейшая жизнь ему привиделась. С другой стороны, если галлюцинации породили такое чудо как Элейн, то какая разница? Тут он заметил на ноге невесты тонкую стрелку, грозящую полностью испортить чулок. Эта маленькая деталь — признак несовершенства нашего мира, как ни странно порадовала Лоуренса, потому что свидетельствовала в пользу реальности.

Элейн внимательно слушала о его первых попытках управлениях снами, подбадривающего кивая. Лоуренс сопровождал рассказ набросками, сделанными после пробуждения. Дружбе с Тони, их совместным опытам и поискам, пришлось уделить особое внимание, как и его смерти. Говорить об этом ему было неприятно, но терпимо.

— Его смерть очень повлияла на меня, — признал Лоуренс. — Я перестал запоминать сны, на работе стал апатичным и вялым, больше чем обычно. В Конторе это заметили. Меня направили на обследование к специалисту по психологическому аудиту. — Он смущенно опустил взгляд. — Я был в шаге от того, чтобы получить в дело отметку «Неблагонадежный».

— Мне не приходилось бывать на таких приемах, но говорят, аудитор может помочь разобраться в себе. Ты пошел туда?