Последний сплав

Чтобы попасть на рудник Неожиданный, пришлось вернуться к железнодорожной ветке. Когда шли вдоль полотна, увидели десять вагонов с новенькими пломбами и надписями: «Секретно. Огнеопасно». Сцепщик, подняв тяжелую петлю стяжки, прицеплял к вагонам паровоз. Мощный декапод храпел, как застоявшийся конь, сдерживаемый толстым кучером.

Генерал хлопнул ладонью по стенке вагона.

— Прямым сообщением на фронт! Пасхальный подарок красным! И, как всякий подарок, держится в секрете.

Восторженный поручик захохотал первым. Остальные поддержали его дружно и весело.

…Мосье Лялайг решил показать гостям самое интересное — проходку новой шахты. Он подвел их к черному жерлу шахтного ствола, а сам встал на отвал пустой породы, поднятой из шахты, вытянул руки, прося внимания, но земля вдруг тяжко охнула, содрогаясь. «Тетю Лялю» швырнуло вниз, и он съехал с отвала к ногам попятившегося оторопело генерала.

В наступившей свинцовой тишине все услышали: на ветке кричит испуганно и громко паровоз. А потом закричал истерично господин Лейзе:

— Это взорвался мост через Безыменку! Видите — дым, и эшелон стоит!

— Поручик, немедленно узнать и доложить! — приказал отрывисто генерал.

Поручик побежал вприпрыжку по шпалам в сторону Заречья. Вернулся он через полчаса, верхом, и доложил:

— Мост через Безыменку взорван! Секретный эшелон невредим, но остался по эту сторону реки! Задержано пять человек. Их ведут сюда!

Задержанных привели. Один крепко и часто вытирал ладонью глаза, залитые кровью из раны на лбу; перебитая рука второго висела плетью; третий был почему-то в одном лишь грязном и закоптевшем белье (от взрыва загорелась его одежда, и он сам сорвал с себя пылающие лохмотья); четвертый прихрамывал и морщился, держась за бок; пятый был здоров, весел и дерзко разглядывал генерала круглыми, чуть на выкате глазами:

— Бунтовать?.. Взрывы устраивать? — подбежал генерал к арестованным. — Кто?.. Кто такие? Откуда?

— Крепильщик, — сказал человек с глазами, залитыми кровью.

— Бурильщик, — сказал тот, что в одном белье.

— Известно кто, шахтеры! — крикнул здоровый, веселый и озорной. — Шахтеры, отсюда, с Неожиданного!

— Шахтеры? — пошел на него генерал, расстегивая револьверный кобур. — Шахтеры, говоришь?

Веселый шахтер попятился и встал на краю шахтного ствола. Внезапно похолодевшей спиной, дрогнувшими ногами почувствовал сзади себя бездну, пропасть. А по лицу генерала, как мимолетный взблеск, пролетела судорога ярости, и он надвинулся на шахтера вплотную.

— Шахтер, говоришь? — спросил для чего-то еще раз и тихо и тяжело уронил набухшие злобой слова. — Прыгай в шахту, если шахтер!

Шахтер понял, озорные его глаза погрустили, но он не шевельнулся.

— Прыгай! Сейчас же! — гаркнул взбешенный генерал, поднимая на него револьвер.

— Ладно, — тихо ответил тот, — сейчас прыгну.

Он глубоко вздохнул и повел вокруг снова дерзкими глазами. Большое рыжее солнце падало за горы. Плавились медные стволы сосен на их вершинах. Над Заречьем летали, играя крыльями, белые и синие голуби (попович гоняет). На взгорьях глухо брякали боталами пасущиеся лошади. Шахтер вздохнул еще раз глубоко и медленно, цедя сквозь зубы сладкие запахи весны и, подпрыгнув смешно, по-детски, исчез в черном отверстии шахты.

Женщины истерично вскрикнули. Маленький и пухлый рот поручика округлился лился, стал рыбьим. А генерал, переведя револьвер на второго шахтера, раздетого, вновь крикнул:

— Прыгай!.. Прыгай, св…

Но тот в свою очередь крикнул свирепо:

— Прыгну… Только блендочку давай! Без блендочки не согласен!

— Какую блендочку? — растерялся генерал.

— Лампу, лампу шахтерскую просит, — шепнул ему Лялайг.

Генерал поглядел удивленно на директора, испуганно на шахтера, отмахнулся и пошел прочь, безнадежно, старчески сгорбив спину…

Остальные четверо были повешены около церкви на нагих еще, черневших грачиными гнездами березах. Порывистый ветер с Чусовой раскачивал удавленников, и перепуганные грачи носились с карканьем над березами, над церковью, над Заречьем. От их зловещего карканья зябко, пугливо ежились зареченские обыватели в теплых своих, толстостенных домах.

* * *

…Капралов встретил Матвея около церкви. Лоцман стоял, привалясь спиной к белой, как сахар, березке, и, казалось, внимательно прислушивался к мрачному, встревоженному карканью грачей. Злой ветер с Чусовой раскачивал повешенных и трепал, закидывая за плечо могучую седую бороду лоцмана. Литейщик посмотрел внимательно на Матвея и удивился: в глазах лоцмана стеклом стояли слезы. Матвей, заметив Капралова, краем бороды вытер глаза и крякнул:

— Ну и ветрище! Как из трубы, дует. Из глаз слезу вышибает…

— О ветре после поговорим! — оборвал его сурово Капралов и показал на повешенных. — Это как понимаешь?

— Эх, грачи-то разорались, — будто не слышал Капралова лоцман. — Вот нечисть!

— О грачах кому другому рассказывай! — прикрикнул литейщик и снова показал на повешенных. — Значит, что Василий или вот Сеня, покойнички, что «тетя Ляля» или генерал, — для тебя одно и то же. Так, что ли?