Последний сплав

— Ладно! Я согласен! Но вот тебе, старик, и наше условие!..

— Кончается благополучно наш совет на Филях, — шепнул Лейзе отцу Анисиму. — Не забудьте, ваше преподобие, отсюда прямо ко мне. Заложим по маленькой, и в проферансик.

* * *

Всю ночь не спало Заречье.

Солдаты руками подавали вагон за вагоном к пристани. А там, под мокрым снегом и ветром, шла возня, слышался приглушенный говор, слова команды. Снимали с вагонов пломбы, откатывали двери, волокли на пристань какие-то ящики.

5. ОТЧАЛ БАРЖИ

Утром прошел первый теплый дождь, и пристань пропиталась тихими, мирными запахами древесной плесени и водяной свежести. Так пахнут старенькие купальни где-нибудь на даче. И мирные эти запахи успокоили восторженного поручика, измученного недобрыми предчувствиями. Его, с полувзводом солдат, генерал отправил конвоировать барку. Это и было генеральское «наше условие».

Солнце еще не вставало, а пристанский берег был усыпан народом. Вся Могильная, непонятным образом перебравшаяся через Безыменку, пришла на проводы баржи. Даже ребятишки облепили человечьей икрой прибрежные кусты и скалы.

Чусовая, злая и взъерошенная, играла в лучах зари синими и малиновыми струями. И без того вздувшаяся вешними водами, река совсем освирепела от прошедшего дождя, крутила ошалело водоворотами и выбрасывалась на берег злою, рассыпающейся в пену волной. По стержню реки неслись оторвавшиеся лодки, мостовые брусья, бревна. Вот водоворот завертел неохватный мостовой брус, с сосущим свистом втянул его под воду и выбросил снова на поверхность так, что брус вылетел стоймя, словно кто ударил по нему снизу.

Поручик покачал головой и посмотрел пугливо на барку.

У края пристани, в затоне пришвартованная стальными канатами, стояла коломенка, огромная баржа из «коломенных» — столетних сосен. Толстые, десятисантиметровые ее борта, тщательно подогнанные и проконопаченные, возвышались над водой метра на три. Палуба коломенки, в сорок метров длиною и восемь шириною, покрыта поперечною крышей, кроме кормы.

Чусовая била в борта коломенки тяжелыми волнами, как чугунными молотами, но барка едва заметно покачивалась от этих могучих ударов. У громадной пятиметровой рукояти барочного «пера» (руля) стоял десяток солдат. При быстроте и силе течения Чусовой только десяток дюжих парней справился бы с барочным рулем.

Бесконечная вереница подвод разгружалась на коломенку. По сходням бегали солдаты и добровольцы из зареченцев, волокли ящики с иностранными клеймами и русскими надписями: «Владивосток», «Мерв», «Пешавер».

Усталые солдаты, тащившие длинный, похожий на гроб ящик, споткнулись, и выпавший из их рук ящик ударился о камень. В грязь посыпались новенькие английские карабины Ли-Энфильд.

— Гляди-ко, ружья! — загудел недобро берег. — Против наших!.. И вдруг смолкли разом говор, крики, ругань; лишь одинокий ребячий голос прозвенел недетской ненавистью:

— Лосман идет! Матюшка-предатель!

От Заречья к пристани спускался Матвей Майоров. Был он в новом, угольно-черном, с расшитой грудью, романовском полушубке, несокрушимых, подкованных бахилах и заячьей шапке-ушанке. Полушубок его был подтянут английским офицерским ремнем с крючками вместо пряжек.

— За полушубок душу продал! Иуда! — крикнули из толпы. Матвей посмотрел из-под пригоршни в сторону крика, но крикнувший сам шел на него. Это был Капралов.

— Совсем, гад, захолуился! — еще издали, горячо заговорил литейщик. — И нас и их предаешь, старая собака!

— Прости, брат! Нужда одолела. По неволе к полю, коли лесу нет!

— Поневоле? Врешь! Ты нам сусоли не размусоливай! Таких гадов, как ты, надо натло уничтожать! — крикнул визгливо, со слезами Капралов и, поднявшись на цыпочки, ударил лоцмана кулаком по лицу. Новая шапка-ушанка Матвея упала в грязь.

— Не сметь!.. Не сметь драться, мерзавец! — выдернув из кобура револьвер, побежал к старикам поручик. — Застрелю.

— Стрели ладом! — сказал сурово Капралов. — Промашки, гляди, не дай!

— Грозишь, старая ветошь? — взвел курок офицер.

— Погоди, барин! — загородил Матвей Капралова. — Подъявый меч от меча погибнет! Ничего, я стерплю. Господь терпел и нам велел.

И, поклонившись низко Капралову, сказал смиренно:

— Спасибо, брат. Давно бы так! По делом мне.

Затем повернулся к барже и, сразу сменив смиренный елейный тон, загромыхал своим басом:

— Управились, молодцы? Айда-те, трогаем. Отдай канаты!

Свернутые канаты грохнулись на палубу. Коломенка, почуяв свободу, вздрогнула всем своим громадным телом, скрипнула о доски пристани и медленно тронулась.

— Клади руль направо! — рявкнул снова Матвей.

— Напра-во! — врастяжку, хором ответили солдаты-рулевые, наваливаясь на рукоять. Нехотя повернулась коломенка кормой к пристани, носом к середине реки. Так, боком, несло ее до стержневой струи, и тогда опять запел лоцман:

— Руль на конь![5]

— На ко-онь! — навалились солдаты. Коломенка, несмотря на свою громоздкую неуклюжесть, легко повернулась, встав вдоль течения, приподнялась носом на волне и всей своей громадой плавно ринулась вперед, забирая ходу. Капралов. — Промашки, гляди, не дай!

6. ЧУСОВАЯ