Последний стратег

   — Ваше вмешательство в государственные дела вредит престижу Ники. Я был вашим преданным другом, Алике, в течение 22 лет и как друг говорю вам сейчас, что все классы населения страны недовольны вашей политикой.

   — Я замещаю супруга в Петрограде, пока он находится в Ставке. Это мой долг перед Ники.

   — Аликс, у вас семья, дети, почему вы не можете оставить государственные заботы своему мужу?

   — Князь, я вас понимаю. Но император не может делить власть с парламентом.

   — В этом вы, Алике, глубоко ошибаетесь. Ваш муж перестал быть абсолютным самодержцем с 17 октября 1905 года.

   — Нет, Ники - полный самодержец и сегодня.

От этих слов императрицы, явно не владевшей знанием политической ситуации в России, великий князь Александр Михайлович пришёл в ярость. И потому семейная, дворцовая беседа закончилась скверно:

   — Учтите, Аликс, я молчал больше двух лет! За это время я никогда не сказал вам ни слова о том позоре, которым покрыло себя наше правительство. Вернее, ваше правительство. Теперь я понял, что вы сознательно готовите свою погибель. И так же поступает ваш муж. Но при чём здесь мы?!

   — Не забывайтесь, князь.

   — Вы, Аликс, не имеете права тянуть за собой в пропасть своих близких!..

При всём при том бывший дворцовый церемониймейстер оставался у руля правительственной власти. Французский посол Морис Палеолог, оставивший интереснейшие мемуары о своей жизни в городе на Неве, писал в донесении в Париж:

«Штюрмеру 67 лет. Как личность, он ниже среднего уровня. Ума небольшого; мелочен; души низкой; честности подозрительной; никакого государственного опыта и никакого делового размаха».

Схожее впечатление произвёл Штюрмер и на американского посла Фрэнсиса, который писал о нём несколько позже, в 1921 году:

«Его внешность столь же немецкая, как и его имя. Его ум работает медленно, у него темперамент флегматика. Он произвёл на меня впечатление скучного человека...».

Назначенный премьер-министром, Штюрмер посетил Ставку и представился государю. Тот имел с ним длительную беседу с глазу на глаз в своём штабном вагоне. После этого новому главе российского кабинета министров представили высших чинов Ставки Верховного главнокомандующего.

Генерал-майор Пустовойтенко, оставшись наедине с Алексеевым, спросил:

   — Михаил Васильевич, какое впечатление на вас произвёл новый премьер?

   — Это опасно бесталанный человек, Михаил Саввич. А на вас?

   — Во время представления мне почему-то подумалось, что со Штюрмером кабинет министров будет работать ещё хуже.

   — Скорее всего, так и будет. Новый премьер снабжение фронта не улучшит и забастовки в тылу не погасит. И с Думой ему не совладать.

   — Куда же смотрел государь при его назначении?

   — Наш Верховный исходил из семейных рекомендаций. Другого не видится.

   — Об этом последние дни говорит весь штаб. Кроме нас с вами...

Пока железнодорожный кризис в далёких и ближних армейских тылах «прорастал всё глубже и глубже», в могилёвской Ставке жизнь шла своим чередом. Между французским главнокомандующим Жоффром и генералом Алексеевым шла переписка относительно согласования планов кампании 1917 года. Париж предлагал расширить операции на Балканах. И военные вожди России в лице государя и начальника его штаба ответили полным согласием. Алексеев писал Жоффру:

«...Военные и политические соображения заставляют нас сжать кольцо вокруг противника именно на Балканах, и русские готовы будут выставить сильную армию на этом важнейшем для данного фазиса великой борьбы театре».

На очередной союзнической конференции в Шантильи члены делегации России переговаривались между собой после очередного дня заседаний:

   — Жоффр любые поправки и замечания, в том числе и наши, почему-то принимает крайне неохотно. Словно его план уже утверждён в Могилёве...

   — Впечатление такое, будто англичане и французы ведут свою собственную линию.

   — А на что она направлена, по вашему мнению?

   — Только на оборону своих государств с наименьшей потерей войск и наибольшим комфортом.

   — А роль России?

   — Париж и Лондон стараются взвалить на наши плечи все тяжести войны.

   — Французы и англичане для России не жертвуют ничем. А требуют от нас только всё новых и новых жертв...

   — Жоффр с британцами в Шантильи в который уже раз считают себя хозяевами положения в Антанте...