Последний стратег

На Приморском участке немцы пытались с отдельными людьми вступить в переговоры, но нашими солдатами были приняты меры к прекращению этих попыток огнём. На фронте 21-го корпуса, у Икскюльского предмостного укрепления, немцы пытались вызвать наших солдат на переговоры, но после обстрела из окопов прекратили свои попытки.

   30 марта.

Немцы пытались вступить в переговоры с нашими войсками на всём фронте 12-й армии, для чего выходили группами из окопов с белыми флагами, но нашим огнём загонялись обратно в свои окопы.

   31 марта.

На фронте 43-го корпуса, на Приморском участке появилась партия немцев с белым флагом. На фронте 2-го Сибирского корпуса попытки противника войти в сношение с нашими войсками прекращались нашим огнём.

1 апреля.

На фронте 43-го корпуса, близ берега моря, к нашим окопам подошли 2 немца с целью вступить в переговоры, оба немца были захвачены. Во 2-м Сибирском корпусе немцы выходили с белыми флагами, желая вступить в переговоры, но нашим огнём были загнаны обратно в свои окопы.

25 апреля.

На участке 21-го корпуса 3 наших солдата 129-го полка сели в лодку, с тем чтобы поехать в гости к немцам, но после уговоров и угроз своих товарищей вернулись обратно...».

...К осени 1917 года Русский фронт окончательно замер.

В тревожном ожидании «замерла» и Ставка. Из Петрограда приходили телеграммы, которые свидетельствовали лишь об одном: Временное правительство теряло в столице и в стране последние позиции. Советы на местах брали гражданское управление в свои руки, изгоняя прежнюю администрацию. Полиции давно не было: её заменили добровольцы-милиционеры. Но они не могли справиться с волной уголовных преступлений, которые творили выпущенные в ходе Февральской революции «жильцы» российских тюрем.

Армейские, дивизионные, полковые и иные солдатские комитеты принимали резолюцию за резолюцией, требуя смены Временного правительства или выражая ему политическое недоверие. На заводах организовывались отряды Красной гвардии, которые вооружались и проходили воинское обучение. Большевики во главе с Ульяновым-Лениным взяли курс на захват государственной власти. Союзниками их стали левые социалисты-революционеры и ряд небольших левых партий и групп.

В самой Ставке происходило малопонятное. Многие штабные чины перестали ходить на службу. Город Могилёв и его гарнизон волновались: даже ночью перед губернаторским домом, где работал Алексеев, не расходилась толпа народа, в которой мелькали солдатские шапки и фуражки.

Алексеев был вынужден обратиться за помощью в наведении порядка в городе к арестованному Корнилову. Тот собрал командиров гарнизонных полков и предупредил:

   — Надо сохранять спокойствие среди ваших солдат. Я не хочу, чтобы пролилась хоть одна капля братской крови...

К середине сентября атмосфера в Ставке стала для её начальника штаба невыносимой. Михаил Васильевич писал с горечью буквально следующее:

«Я сознаю своё бессилие восстановить в армии хоть тень прежней её организации...

Керенский рассыпается в любезностях по телефону и перлюстрирует мою корреспонденцию, комиссары препятствуют выполнению моих приказов, судьба Корнилова остаётся загадочной».

Видя нерешительность Керенского, Алексеев решил сам заняться вопросом о быховских узниках.

Он в очередной раз пробежался глазами по трём листам машинописного текста.

«Чины Ставки, арестованные в Могилёве

1. Генерал от инфантерии Корнилов Лавр Георгиевич, Верховный главнокомандующий.

2. Генерал-лейтенант Лукомский Александр Сергеевич. Начальник штаба Верховного главнокомандующего.