Последний стратег

Я весь теперь двоюсь душой между нашими здесь неважными делами и событиями в России. Опасное, тревожное время в Петербурге, мне страстно бы хотелось быть с тобою и своими малышатами (детей супругов Алексеевых звали Николай, Клавдия и Вера. - А. Ш.).

Нужно, однако, отбывать общую страдную русскую пору так, как складывает это судьба. В общем, действительно тяжёлая година, и переживать её приходится родине без видных деятелей. Можно сказать, что здесь власть и судьба в руках ходульных, мнящих, но не твёрдых, ну, а в Петербурге ты сама знаешь...».

То на одной, то на другой станции, на зданиях вокзалов мелькали красные флаги. Эшелоны с демобилизованными солдатами превращались в неуправляемые воинские команды на колёсах. Среди солдат сновали агитаторы всевозможных социалистических партий. Воинская дисциплина пала в считанные дни, среди солдат было много пьяных. Офицеры и младшие командиры растеряли большую часть своей уставной власти.

На Транссибе, по которому из Маньчжурии в Россию шли десятки и десятки воинских эшелонов, царила революционная анархия. Алексеев смотрел на всё это «безобразие» из окна вагона. В голове мелькала только назойливая и тревожащая ум мысль:

   — Смута. Русская смута. Как во время царей Шуйского и Лжедмитрия...

   — Что будет завтра с Россией? Погибнет или укрепится после смуты?..

Михаил Васильевич и ехавшие с ним в одном вагоне офицеры-фронтовики не расставались с личным оружием. В вагон во время остановок не раз пытались вломиться пьяные солдаты, за спинами которых мелькали возбуждённые лица людей штатских, оружия в руках не державших.

   — Революция! Долой самодержавие! Власть народу!..

Но при виде рук, положенных на расстёгнутые кобуры наганов, нижние чины как-то сразу трезвели и торопились покинуть вагон. Проливать кровь никому не хотелось. На железнодорожных станциях то там, то здесь звучали винтовочные выстрелы.

На одной из железнодорожных станций, в Самаре, в вагон вбежал мальчишка - продавец газет. Он торопливо выговаривал:

   — Самарские ведомости. Поэт Соловьёв пишет стихи о войне с Японией. Читайте свежий номер!

   — Сколько стоит?

   — Пятак, господин генерал.

   — Возьми монету.

Действительно, во всю первую полосу аршинными буквами шла надпись «Поэт Соловьёв пишет стихи о Японской войне». Ниже броские стихотворные строки:

О, Русь! Забудь былую славу -
Орел двуглавый побеждён,
И жёлтым детям на забаву
Даны клочки твоих знамён»

Дальше читать стихотворение Михаил Васильевич не стал, чтобы не окунуться в мир грустных воспоминаний. Но ему подумалось: «Какие обидные для россиянина строки. И куда только цензура смотрит...».

С прибытием в Санкт-Петербург генерал-майор Алексеев вернулся к исполнению обязанностей по прежней должности. Но не надолго. В конце сентября 1906 года Михаила Васильевича, имевшего прекрасные аттестации за Русско- японскую войну, ожидало большое повышение по службе.

Императорским указом он был назначен на должность 1-го обер-квартирмейстера Главного управления Генерального штаба.

Глава третья МЕЖДУ ДВУМЯ ВОЙНАМИ

Главное управление иначе называлось оперативным. Оно руководило военными учениями в округах, штабными играми, известными Царскосельскими манёврами под столицей, на которых в обязательном порядке присутствовал сам государь. Через Главное управление Генерального штаба проходила разработка совершенно секретных планов на случай возможных войн.

Михаил. Васильевич оказался на новой должности, как на «своей». При разработке документов к его голосу прислушивались старшие начальники, которые прониклись к подчинённому генералу немалым доверием за широту его познаний, немалый военный и армейский опыт. За способность, наконец, мыслить стратегически. В Главном управлении говорили:

   — Алексееву долго у нас не работать. Вырос из должности...

   — Он же готовый начальник штаба военного округа у государственной границы...

   — Теперь с оперативной работы его на профессорскую в Николаевскую академию никак не сманить...

Алексеев был последователен в признании вероятных союзников и противников России в будущей большой европейской войне. Он считался откровенным «противником» Германии, в которой видел главную военную опасность для Отечества. Не случайно Михаил Васильевич говорил сослуживцам: