Последний свидетель

Джон Спарлинг достает эти свидетельства, словно фокусник из рукава, и они выстраиваются у него в прочную цепочку, но не кажутся судье столь уж убедительными. Жертва вполне могла забыть запереть калитку, открытое окно – так вообще полная ерунда, на нем обвинения не построишь. Подсудимая вполне могла оставить его открытым в теплый летний вечер. Так, что еще? Несколько сердитых слов, брошенных в сердцах в адрес хозяйки в холле; идентификация с затылка; и вот теперь еще этот медальон. К чему такой умной молодой особе хранить в доме столь опасную улику? Да и зачем вообще ей этот медальон, когда у нее есть и муж, и деньги? Очень многое зависит теперь от этого паренька, Томаса. Довольно странный случай в судебной практике, когда главный свидетель обвинения допрашивается последним, но, разумеется, тому есть причина. По словам Спарлинга, мальчик получил тяжелую психологическую травму, когда убийцы вновь зашли в дом, а случилось это за неделю до начала процесса. Если все так и было, травма действительно нешуточная, особенно для неокрепшей психики подростка. Но было ли это, вот в чем вопрос. Как там говорилось в письменных показаниях? Убийца искал его в доме, но не нашел, потому что Томас успел спрятаться в скамью. И этот «Роузи» ушел ни с чем, но до этого успел впутать в дело Грету, скомпрометировать ее, назвав по имени. Как-то слишком неестественно выглядит это второе появление убийцы в доме; что-то здесь явно не так.

Судья поерзал в кресле, вытянул ноги, с наслаждением затянулся напоследок сигаретой. Ходили слухи, что скоро в здании суда запретят курить вообще. Но он, слава тебе, господи, уйдет к тому времени на пенсию. Он страшился этого события, выхода на пенсию, в отличие от миссис Сибил Грэнджер, что так стремилась переехать в свой родной дом в Ричмонде на Темзе, она, напротив, с нетерпением ждала его. Она давно уже дала это понять. И тогда единственным развлечением станут ежегодные поездки на курорт в Борнмут. Ведь у них там так много друзей, и судья сможет немного поиграть в гольф и, возможно даже, сходить в какой-нибудь клуб, где собирается приличное общество. И он просто не сможет отказать жене в этом, поскольку долгие годы продержал ее в Лондоне. И внезапно, когда он уже натягивал на лысину жесткий нитяной парик, пронзила мысль: лучший выход для него – это умереть. Так смерть или Борнмут? Трудный выбор.

Нет, думать сейчас о смерти совсем ни к чему. У старого лиса Ламберта была такая хитрющая физиономия, когда этот мальчишка Барн заканчивал давать показания. Неужто прячет козырь в рукаве? И вот судья Грэнджер двинулся к двери в зал суда, и в походке его так и сквозило нетерпение.

– Вы готовы продолжать, Мэтью? – заботливо осведомился Майлз Ламберт.

– Да, конечно, сэр, – на сей раз голос Мэтью звучал куда как увереннее. Точно он успел освоиться в этом зале, успел привыкнуть ко всем этим барристерам в париках и мантиях.

– Что ж, прекрасно. А теперь мне хотелось бы вернуть вас к одному эпизоду в ваших показаниях и дать шанс еще раз как следует вспомнить, как все это было. Вы сказали мистеру Спарлингу, что Томас Робинсон держал медальон на цепочке перед самым лицом Греты и говорил: «Посмотри, что я нашел». И что оба они кричали друг на друга. Вы хорошо помните, как это происходило?

– Да.

– Чудесно. Затем мистер Спарлинг спросил, что же именно кричала Грета, и, по вашим словам, она говорила: «Дай сюда. Он мой». Вы помните, как сказали нам именно это?

– Да, помню.

– Так она действительно это говорила, Мэтью? Вы уверены, что не ослышались?

– Уверен, сэр.

– Ясно. Почему же тогда вы не подтвердили это ее высказывание, когда сэр Питер спросил, правда ли, что она так говорила?

Мэтью судорожно сглотнул слюну и промолчал. Он снова занервничал.

– Ну, же, Мэтью, отвечайте. Вы прекрасно понимаете смысл моего вопроса. Вы утверждали, что Томас показал медальон отцу и передал ему слова Греты, а она тут же пустилась все отрицать. Вы же помните, как рассказывали это нам, верно, Мэтью? Мистер Спарлинг позаботился о том, чтоб вы хорошенько запомнили именно эту часть ваших показаний, вот и задавал вам много вопросов, пока вы наконец не выдали этот.

– Да, помню.

– Хорошо. Но проблема в том, что вы не сказали нам, что говорил после этого сэр Питер. Я не ругаю, не упрекаю вас ни в чем, Мэтью. Просто мистер Спарлинг вас об этом не спросил, вот и все.

– В чем заключается ваш вопрос, мистер Ламберт? – вмешался судья и недовольно заерзал в кресле.

– Вопрос заключается в следующем, ваша честь. Спрашивал ли свидетеля сэр Питер, действительно ли Грета так говорила. Да или нет, Мэтью?

– Да. Да, спрашивал.

– И что же вы ему ответили?

– Да ничего. Просто сбежал вниз по лестнице. Я ведь уже говорил. Я тогда страшно испугался.

– Но сегодня-то вам вроде нечего бояться?

– В каком смысле?

– В таком, что сегодня вы вполне в состоянии рассказать присяжным то, что побоялись сказать сэру Питеру девять месяцев тому назад.

– Девять месяцев тому назад я страшно испугался. А сэр Робинсон был очень зол. Мне даже показалось, он вот-вот ударит Томаса. Он ведь и прежде бил его.