Последний свидетель

Томас бродил по пустынному пляжу, стараясь прогнать воспоминания о тех счастливых временах. Затем остановился у самой кромки воды и снял всю одежду. Сложил ее аккуратной кучкой на песке, сверху придавил туфлями, чтоб не разлетелась от ветра. С минуту он стоял голый, наслаждаясь теплыми лучами солнца, затем нырнул в набегавшую волну, сжимая в руке кольцо с сапфиром.

Солнце и теплый ветер, похоже, не оказывали никакого воздействия на температуру воды в Северном море, от ледяной волны в груди все так и сжалось. Он выплыл на отмель, встал на ноги, потом разжал ладонь и взглянул на сверкающий под солнцем сапфир. Перевернул кольцо, прочитал фамилию, выгравированную изнутри на золотом ободке кольца. Изумительно красивая вещь, потрясающий драгоценный камень, но он давил на весь род Сэквиллей тяжким грузом. За поступком прадеда последовала тяжкая расплата, неминуемо заплатят за смерть мамы и ее убийцы, придет и их час. Сэквилли расплатились за грех сэра Стивена своей кровью, и вот теперь настал час избавиться от этого камня.

Томас размахнулся и швырнул кольцо в море. Через секунду сапфир пошел на дно, почти без всплеска. Воды сразу же поглотили его. Морю, как и земле, было все равно. Что драгоценные камни, что простая серая галька, морю безразлично. Это люди проводят между ними различия. Убивают друг друга ради обладания неодушевленным предметом.

Плывя назад, к берегу, Томас испытывал невероятное чувство облегчения. Словно новые неведомые силы вселились в него, он был настолько возбужден, что побежал по песку, забыв о своей наготе. Наверное, вот так же, охваченная сладостным ощущением свободы, скакала на лошади по пляжу его отчаянная бабушка. Он чувствовал в своих жилах ее горячую кровь, бегал, кувыркался, пинал песок ногами, и солнце грело его обнаженное молодое тело.

Затем, немного успокоившись и одевшись, Томас поднялся на песчаную дюну и зашагал по ее гребню к дому. Мама запрещала ему ходить этой дорогой, песок такой сыпучий, можно и упасть. Но сегодня Томас чувствовал себя защищенным от всех опасностей и несчастий. Поднявшись на самую высокую точку, он увидел пирамиду из камней. В центре ее находился крупный и гладкий серый камень, которым в девятнадцатом веке в тогдашней традиции Сэквилли отметили границы своих владений.

Позади, почти до самой восточной калитки, тянулись пологие дюны. Впереди до самого горизонта простиралось Северное море. Где-то справа, на побережье, находились города Флайт и Койн, разделенные рекой под названием Флайт. Отсюда Томас видел лишь два церковных шпиля да крошечный рыбацкий баркас, выходящий из гавани в открытое море.

По левую руку от Томаса раскинулся довольно большой город Кармут, там дороги были уже шире, и по ним непрестанным потоком двигались в сторону Лондона и на запад грузовики и легковушки. Завтра утром туда же предстоит ехать и самому Томасу, на заднем сиденье полицейского автомобиля без особых опознавательных знаков. Сержант Хернс сказал, что им надо выехать не позже шести, чтоб вовремя успеть в Олд-Бейли.

Томас понурил голову. Мысль о том, что предстоит завтра, давила на него тяжким грузом. И вот, бросив последний взгляд на необъятные морские просторы, он зашагал к дому.

Вошел он через восточную калитку, от души надеясь, что тетя Джейн и полицейский не заметили его отсутствия. Он не хотел понапрасну волновать их. Но оснований для тревоги, как оказалось, не было. Они пили уже третью чашку кофе, когда он вошел в кухню. Тетушка Джейн всегда любила и почитала закон и его представителей, но к этому полицейскому испытывала особое расположение. Он был из местных, знал все городские слухи и сплетни, но главное – являл собой благодарную аудиторию для выслушивания мнений тети Джейн о Грете, ее адвокате, а эти ее высказывания с каждым днем становились все категоричнее.

Томасу надоели все эти разговоры. Он решил перевесить портрет бабушки из маминой спальни в свою, для чего ему потребовалась помощь.

Через двадцать минут дело было сделано. И портрет леди Сары Сэквилль занял новое место в спальне Томаса, между картой, где были отмечены все суффолкские кораблекрушения, и фотографией мамы с Бартоном.

В ту ночь Томас смотрел на бабушку, лежа в постели, и улыбка в ее сияющих черных глазах грела его сердце. Она придавала силы, готовила к встрече со взглядом совсем других сверкающих, зеленых глаз, что будут смотреть на него завтра в суде.

ГЛАВА 21

– Прошу, мистер Ламберт, не забывайте о возрасте свидетеля и о том, что я говорил вам о фотографиях, – сказал судья Грэнджер, одарив адвоката суровым взглядом пронзительных глаз, когда тот поднялся со своего места для перекрестного допроса.

Вторник, два часа дня, и Томас Робинсон находится на скамье свидетелей вот уже два часа. Джон Спарлинг закончил задавать ему вопросы без пяти минут час. Затем был перерыв на час, и Томас бродил по незнакомым оживленным улицам возле здания суда, пытаясь собраться, приготовиться к тому, что последует дальше.