Последний свидетель

— Но собаки умирают и будут умирать, — отрезал Питер. — Такова жизнь. Это неизбежно. Это тоже часть взросления.

— Для тебя, быть может. Но видел бы ты его вчера! У него слишком бурное воображение. И еще он возомнил себя экспертом мирового уровня по казням. Мог бы сам водить туристов по Тауэру, рассказывать, сколько ударов топора потребовалось для того, чтоб отсечь голову Анне Болейн, и что именно потом сделали с этой ее головой. А вечером еще и «Макбет», он прямо чуть из кресла не выпрыгнул!..

— И снова твоя вина. Не следовало водить его на этот кровавый спектакль, раз у парня такие проблемы.

— Да, согласна, не следовало. Но он таков вовсе не потому, что ходит по театрам и смотрит там страшные пьесы. Надеюсь, ты понимаешь это, Питер.

— Понимаю. Но чего именно ты от меня хочешь?

— Хочу, чтоб ты проводил с ним больше времени. Показал бы ему мир, поездил бы с ним, вывел в свет…

— Интересно, как это ты себе мыслишь? Ведь оба вы все время торчите в Суффолке, а я страшно занят на службе.

— Ну, наверное, нам обоим надо постараться. Приложить больше усилий, ведь мы его родители. Я буду почаще вывозить его в Лондон, ты займешься его досугом здесь.

— Хорошо, договорились. Начнем прямо с сегодняшнего дня. После переговоров с арабами. Хотят закупить целую флотилию воздушных истребителей, наверное, с целью перебить друг друга. Передай ему, мы можем встретиться в двенадцать. К этому времени я освобожусь.

Родители вышли в холл, и Томас отпрянул и спрятался за перилами. На прощание они расцеловались и пожелали друг другу удачного дня. И выглядели в этот момент нормальной супружеской парой средних лет, а не мужем и женой, которые видятся лишь два раза в месяц по уик-эндам.

За отцом захлопнулась входная дверь. Томас выждал еще минуту или две, а затем спустился к матери на кухню.

— А сегодня ты выглядишь лучше, Том, — весело заметила она. — Вот что значит для усталого мальчика выспаться хорошенько.

— Да, спал я хорошо. Но только зачем все время подчеркивать, что со мной не все в порядке? — раздраженно заметил Томас.

— Ничего я не подчеркиваю. С чего это ты взял?

Томас промолчал. Его так и подмывало спросить маму, что имелось в виду под помощью «извне», но он не стал. Этого только не хватало, чтоб его обвинили в подслушивании.

— Где папа? — спросил он.

— Ему пришлось уйти пораньше. У него какие-то важные переговоры, но он обещал отвести тебя пообедать, а потом показать парламент.

— О господи! Так уж обязательно видеть этот парламент, мам?

— Конечно, почему бы нет. И вообще, хватит капризничать, Томас. Ты должен годиться отцом, всеми его достижениями.

— Он-то мной не больно гордится. Никогда не пропустит случая заметить, как я безнадежен. Не играю в крикет. Не играю в регби. Да как я могу научиться играть, если в моей школе и понятия не имеют об этом регби?

— Я все понимаю. Ему нужно время, чтобы узнать тебя получше. А для этого надо почаще бывать вместе. И я очень рада, что сегодня вы этим и займетесь. Короче, ты должен быть в вестибюле его офиса ровно в полдень.

— Где? В Уайтхолле? Разве там не нужен пропуск?

— Конечно, нет. Дальше приемной ты все равно не пройдешь. Хотя позже, наверное, пропуск все же понадобится, когда он поведет тебя в здание парламента. Но папа все организует, не волнуйся.

— Как думаешь, там можно увидеть премьер-министра? — спросил Томас. Вялость и недовольство как рукой сняло, перед ним открывались новые занимательные перспективы.

— Не знаю. Но на всякий случай советую одеться поприличнее, вдруг действительно встретишь премьер-министра. Можешь надеть блейзер и брюки, которые мы купили в «Харродз». И еще не забудь захватить плащ на случай дождя.

Леди Энн собралась к парикмахеру, а затем — к своему портному, вышла по пути и оставила Томаса в такси одного. Машина проезжала мимо Биг-Бена и здания парламента. Томаса вновь переполняли самые противоречивые чувства. Он с обидой вспоминал слова отца, подслушанные утром, и одновременно его одолевало любопытство и предвкушение того, что сегодня ему предстоит увидеть. Далеко не у каждого мальчика отец — член кабинета министров. Особенно занервничал Томас, оказавшись перед высоким серым зданием в викторианском стиле с позолоченной табличной на дверях и легендарным названием «МИНИСТЕРСТВО ОБОРОНЫ». Он даже стал заикаться от волнения, объясняя строгому портье у входа цель своего визита. Тот выслушал мальчика с самым подозрительным и надменным выражением, впрочем, подобным образом он, очевидно, обращался со всеми гражданскими, вне зависимости от пола и возраста.