Последний танец Кривой белки (СИ)

Прохлада мазнула своей холодной кистью Михаилу лицо, забралась под куртку. Воздух холодный, и почему-то он задержался на переносице, на лбу и замер. Степнов хотел смахнуть эту воздушную ледышку с лица, а рука-то неподъемной стала.

"Здравствуй, шаман, - прошептал Михаил. Открыл глаза, а никого не видит перед собой, только ветку от дерева, на которой белка сидит. И цвет у нее необычный, пепельный. Села она, как человек, на ветку, ноги свесила, а передние лапки приподняла, одной из них уперлась на сук и мордочку на нее уперла. Хм, как человек.

"Здравствуй, неужели ты к нам по ветке шел?" - спросил Михаил.

"Догадался, - задергала усиками белка, к чему-то принюхиваясь. - Да, у вас была росомаха?", - и голос у нее писклявый, беличий.

"Да", - шепчет Михаил.

"Ведьма была. Видно, знает, что война будет. Тебя пришла посмотреть, воин ты или нет".

"Нет, я инвалид".

"Да, ты не орел, и не коршун. Ты слепец, землеройка".

Услышав это, Михаил опустил голову, согласился с белкой.

"Ладно, иди к Тишке, потом тебя позову, придешь. Кем ты хочешь стать?"

"Не знаю", - прошептал Михаил.

"Потерянный ты. Я помогу, приходи", - и юркнула белка вверх по дереву.

"Почему ее Виктор Хромой называет?"

Открыл глаза Михаил, посмотрел на Виктора, вздрогнул с испугу. Лежит он на воздухе, раскачиваясь, немножко вперед, потом назад, словно на качели, но ее нет.

Что-то хрустнуло рядом с Михаилом, и в этот момент рухнуло тело Муравьева на лабаз, только бревна прогнулись под ним, как перина, и заново выровнялись.

Показалось? Попытался рукой продавить эти бревна, твердые, не поддались.

И в ту же минуту Михаил почувствовал сильную усталость, голова отяжелела, и он прилег рядом с Виктором, проваливаясь в темноту.

Глава 11. Большая Ай-ёхан

Как в пропасть, провалился Михаил под траву, по самую голову, и, чуть не захлебнувшись водой, забарахтался, и тут же, интуитивно понимая, что по-другому ему сейчас не спастись, начал сверху вниз отталкивать руками от себя воду. Вынырнув головой из воды, громко вдыхая в себя воздух, попытался руками, спиной, ногами, хоть во что-то упереться. Но кроме вязкого мха, лежащего на поверхности воды зеленым полотном ковра, ничего не было.

- А-а, а! - закричал с испугу Степнов.

- Назад греби, назад! - услышал он громкий голос Виктора.

И, подчиняясь его приказу, заработал ногами, ложась на спину. И, вот, наконец, он уперся рюкзаком в долгожданную твердь. И тут же почувствовал, как его подхватили сильные руки Муравьева и потащили наверх, на берег, и он, помогая ему, вывернув руки назад, ухватился ими за ветки куста, и...

Выбравшись на берег, так и остался лежать на спине. Руки, не сопротивлялись тяжести рукавов одежды, пропитанных влагой, ноги - штанов с сапогами. И куда ушли силы? Вода их забрала.

Стянув с головы мокрую шапку, Михаил закрыл веки и, подставив лицо легкому ветерку, расслабился.

- Ну, что, разлегся, давай, давай, ползи дальше от воды! - навис над головой Михаила Виктор. - Ну!

- Да, та.

- Блин! - выругался Муравьев. - Вроде заблудился. Эта река должна быть справа, - помогая Михаилу сесть, причитал Виктор.

Вся одежда пропиталась водой, и Виктор, вытащив из своего рюкзака спортивный костюм, заставил Михаила переодеться в него, а мокрую одежду развесил на ветках куста и стал разводить костер.

- Сколько говорил мне Гришка: не ходи по оленьему следу, не ходи. А пошел, пошел, - злился на себя Виктор. - А им-то, что, упали в воду и поплыли себе дальше, и мох за ними затянулся и, как будто, здесь никого и не было - лужайка. А откуда она на болоте может быть, а?

- Луг, - улыбнулся Виктору Михаил.

Тот, увидев это, даже остолбенел на месте, с раскинутыми руками, а потом и сам как расхохотался, до упаду. И Мишка за ним тоже смеялся до слез.

- Ой, Мишенька, - хватаясь за живот, присел на корточки Виктор, - ой, не могу. Смотрю, тебя нет. По сторонам зыркаю, а ты, как вынырнешь из этой трясины, я и сел с испугу. И ничего не пойму. А ты, как забарахтался, ой. Это ж мы на Золотую речку вышли, Мишенька! Она здесь такая же, как на Аранга-Туре, которая течет из него в Конду. Знаешь? В Конду летом и зимой течет, а когда воды много - назад течет. И здесь также. Там есть озеро, большое, километра четыре в диаметре, - ткнул он рукой на север, - и там, - показал рукой на запад, - поменьше того раза в два. А между ними эта речка. Она подземная, под торфом, местами только оголена на болоте, как здесь. А нынче, видишь, как заросла ряской, что и проход по болоту не знаешь где. А от нее только пятна видны, лужи. Ханты говорят, что это - ее ширина.

- Да?

- Врут, конечно. Не может же она быть шире Оби? Ее даже на карте нет, вот такие вот дела. Я вначале думал, что это - часть озера. Проверял, палку бросал, течение есть по все ширине. Это о чем говорит?

- О сем?

- А о том, что она извилистая такая. Ширину ее пытался определить. Где метров десять, а где пять-шесть.

- Как?

- Да, очень просто, Мишенька, по течению. То брошенная в лужу палка туда плывет, то палка обратно плывет.

- А пыба?