– Хорошо, очень разумно. Разумеется, вы должны были сказать это. Возможно, ноги изменяют вам, но разум остался на месте. Но я так или иначе расскажу вам. Баллард, Бабингтон, Тичборн и остальные, всего четырнадцать человек, были арестованы, после чего их препроводили в Тауэр и подвергли допросу. Разумеется, их признали виновными. Люди подняли шум и потребовали для них новой казни, более жестокой, чем принято для изменников. Но наша милостивая королева отказала в этом; она заявила, что обычной казни будет достаточно, при соблюдении всех формальностей. – Он внимательно следил за выражением ее лица в надежде заметить страх или волнение. – Поэтому Балларда, Бабингтона и еще пятерых вывели на площадь Сент-Жиль, где они были выпотрошены и четвертованы. На этот раз палач не позволил им висеть в петле до смерти, но обрезал веревки, пока они были еще живы, и кастрировал их, а потом выпотрошил.
Мария чувствовала, как волны страха и отвращения овладевают ею. Она слегка покачнулась и оперлась рукой на стол, чтобы не упасть.
– Их срамные части были отрезаны и сожжены…
– Достаточно. – Она подняла руку. – Грешно наслаждаться страданиями других людей, друг мой, поэтому я запрещаю вам говорить об этом.
– Я не наслаждаюсь! – возмущенно ответил Паулет. Но на самом деле он, как и многие другие, был недоволен приказом королевы казнить остальных заговорщиков более человечным способом. Такая щепетильность и неуместное милосердие лишь поощряли новые покушения на ее жизнь.
– Надеюсь, тогда ваши глаза не будут так блестеть, когда вы начнете рассказывать о моей казни.
XXIX
Никакого предупреждения не последовало. Перед сном Мария помолилась вместе со своими слугами, а наутро их заперли в комнатах, и сэр Томас Горджес вместе со своим помощником Стелленджем приехали забрать ее. Они были вооружены пистолетами и обращались с ней так, как будто она была опасным воином или гадюкой, которая в любой момент могла ужалить их. Они расставили стражу у окон ее слуг, и те даже не могли помахать ей на прощание.
Мария медленно спустилась по лестнице, несмотря на попытки подгонять ее. Она не могла ходить так быстро, как они думали, но отказалась от носилок.
Снаружи ждала карета с двумя гнедыми лошадями, которые нетерпеливо помахивали хвостами.
– Куда меня отвезут? – спросила она.
– В замок Фотерингей в Нортгемптоншире, – ответил Горджес.
Вокруг кареты выстроился вооруженный отряд протестантов. Их пики и мушкеты сияли под ласковым сентябрьским солнцем.
– По прямой туда семьдесят миль, – сказал Горджес. – Но по нашим дорогам путь будет более долгим: три или четыре дня.
– Мне разрешат смотреть в окно?
Горджес и Паулет переглянулись и рассмеялись.
– Она хочет любоваться видами из окна, – фыркнул Горджес. – Какой милый каприз! Должны ли мы также останавливаться у старинных монументов и показывать их вам? Да, вы можете смотреть из окна, но если вы хотя бы попытаетесь помахать людям или пробудить в них сочувствие, то занавески будут задернуты!
Карета катилась по длинной дороге из Чартли, куда пивовар приезжал со своей повозкой; это была главная дорога, ведущая на восток. Чартли-Манор, с его круглыми башнями и высокими застекленными окнами, уменьшался до тех пор, пока не превратился в точку на горизонте.
Дорога проходила через Нидвудский лес и Бартон-на-Тренте, где жил злополучный пивовар, а потом через Чанрвудский лес в большой и процветающий город Лестер.
Мария знала, что здесь был похоронен кардинал Уолси[25]
. В последний месяц она прочитала много книг по истории Англии. Он тоже предстал перед королевским судом по обвинению в измене и на время остановился в Уингфилд-Манор. Он умер среди монахов в Лестерском аббатстве, возможно, от своей руки, и оставил знаменитые прощальные слова: «Если я бы служил Богу с половиною того рвения, с которым служил моему королю, то Он не оставил бы меня нагим перед врагами в таком возрасте».Еще оставалось время сделать так, чтобы эти скорбные слова не относились к ней. Она еще могла сослужить верную службу Господу.
Фотерингей возвышался над невыразительным пейзажем. По мере их продвижения на восток пологие холмы исчезли, и местность совершенно выровнялась, хотя луга имели приятный вид. Огромный мрачный замок был расположен на реке Нэн и окружен двумя рвами; ширина внешнего рва составляла семьдесят пять футов, а внутреннего шестьдесят пять футов. Дорога, ведущая к ним, почему-то называлась Перрихо-Лейн.
Название напоминало Марии латинскую фразу, которая звучала как дурное предзнаменование.
–
Карета прокатилась по подвесному мосту и въехала в массивные северные ворота, единственный вход в замок. Камни старинной крепости были серыми, покрытыми темными пятнами и как будто источали уныние.