Предложение спуститься по верёвке на дно, Гван высмеял, он, мол не горный шадли, чтобы по отвесным уступам лазать. Молот был из тех, кто предпочитает твёрдо стоять ногами на земле. Да и что тут думать, если сначала нужно вернуть воду обратно, а для этого надо разгадать письмена на стене. Орис был с ним согласен, но пока не знал, как это сделать. Накануне он проторчал в пещере несколько часов, лишив себя сна, и был убежден, что символы на стене не Речь. А точнее не Речь Создателя. Ничто из того, что он там увидел, не было похоже на эссале. Святой завет гласил, что истинная Речь — одна, но глядя на стену в пещере, Орис осмелился усомниться в этом. И хотя дар его молчал, Орис всё равно продолжал верить внутреннему голосу, в этот раз уже своему собственному. А еще урокам мэтра Вергануса, который вложил в его пустую тогда еще голову, основы языкознания. Мэтр также очень любил загадывать своим студентам загадки, самые что ни на есть заковыристые, где он их брал, придумывал ли или где-то подсматривал, так и осталось для Ориса тайной, но с тех пор загадки он очень любил.
Наконец зазвучал третий звонок, означающий окончание его смены и Ориса затопило предвкушение. Быстро проглотив жидкую рыбную похлёбку, он снова отправился в пещеру, где проторчал несколько часов. Письмена не поддавались и Орис решил, что ему нужно с кем-то это обсудить.
— Да ты спятил, если такая ересь приходит в твою голову так легко, — сказал ему Гван-Молот, когда Орис в приступе неожиданного доверия, вывалил на него идею второй Речи. — Ты смотри, главное, не подхвати от своего соседа чего похуже!
Чтобы не получить по лбу огромным Вороном, который Гван с лёгкостью крутил над головой, Орис присел в сторонке, он всё ещё решал загадку и потому смысл сказанного Гваном не сразу дошёл до него.
— Будучи освещен тремя матерями и пятью отцами, я считаю себя неуязвимым для происков Нечистого, — сказал Орис. — Но я готов назвать тебя другом, а значит, жду что ты убережешь меня от возможной напасти мудрым советом.
— Ах ты ж, — рассмеялся Гван и опустил молот. — Ну до чего болтлив, рыжий чертец! Так тебя гляди и в белое оденут!
Циклоп вслед за братом рассмеялся. Он тоже разгадывал загадку, стоял перед письменами, как перед иконой, задрав голову и шевелил губами.
Орис ждал, что молот объяснит свою нападку на Барахольщика, но тот не торопился, лишь улыбался и щурился.
— А не знаешь ли ты, малыш, — за то время, что они были знакомы, Гван уже в третий раз называл его малышом и рыжим. — Старика по имени Серат?
Орису казалось, что он смог сохранить лицо, но ошибся. Гван рассмеялся и стукнул древком о камень, металлический шип на конце высек искру.
— Так я и знал, ну что ж, считай что ты один из нас, Орис, сын Кайвана и Рамии.
Орис растерялся, имён своих родителей он не знал и никогда раньше не слышал, как они звучат.
— Так старик тебе не сказал? — понял Гван и нахмурился. — Прости, сынок, я не подумавши. На моей родине земля — кровь и плоть, нельзя от неё отрекаться, она кормит и силы даёт. Стоит за тобой, как стена, как вулкан огненный. Греет зимой и укрывал от жары летом.
— Путаешь ты меня с кем-то, мил человек, — пробормотал Орис, но глаза как-то сами собой в камень упёрлись. Было стыдно так откровенно лгать тому, кто когда-то в трудный час протянул руку помощи его семье. — Так что там про барахольщика, — попытался сменить тему Орис, но Молот не дал ему этого сделать.
— У тебя такие же глаза, как у него, — сказал Гван, отчего Орис растерялся еще сильнее. У деда глаза были почти черные.
— У кого?
— У Малькольма, — ответил Гван. — У твоего брата.
— Что ты знаешь про Малькольма? — закричал Орис и вскочил на ноги. — Когда ты его видел последний раз?
— Ничего то твой дед тебе не рассказал, да? Странно…Мы опоздали тогда, решили сначала представление отыграть, раз уж обещались, а потом… Опоздали мы, только что и смогли, что похоронить, а вас с дедом нашли уже позже, в ближайшем городке…
— Да плевать мне, где вы нас нашли, где ты Малькольма видел? — заорал Орис, теряя терпение.
Но Гван даже бровью не повёл.
— На рынке, в Азраде, — ответил Гван. — Вот где я его видел. Там же где видел последний раз всех своих друзей. А ведь они наверное решили, что мы бросили их, или еще хуже — продали.