Последний трюк

Я не договорил. Я и вправду не знал наверняка, что меня сдерживало. Я убивал раньше и по менее благородным причинам, чем предотвращение войны. Хоть Шуджан и выглядел невинным, в своей жизни я достаточно пострадал от иллюзий, чтобы не доверять такой наивной точке зрения. Кто знает, может, он демон, маскирующийся под мальчика. Почему бы мне просто не намотать ему на шею Бич Баоджары и не заняться делом, за которым меня послали?

– Я не люблю, когда меня контролируют, – сказал я наконец. – А убить тебя, не зная правды, – это слишком смахивает на…

– Акт подчинения? – предположил он.

Я молча кивнул.

– Интересно, – сказал он. – Возможно, мы к чему-то приближаемся.

– Не вижу, каким образом.

– Двигай следующую фигуру.

Я посмотрел на доску. Игра была ещё в самом начале, но он допустил ошибку с колесницей. В шуджане колесницу нельзя убрать с доски, но на неё можно «водрузить». Я поставил на неё своего орла. Теперь, хотя орёл не мог атаковать, он мог двигаться вместе с колесницей и его нельзя было убрать ни одной из фигур мальчика.

Да, если подумать, это довольно странная игра.

– Откуда ты знаешь, что именно способен сделать? – спросил я. – Дождь, исцеления?

– Это запечатлено в метках, – сказала Нифения, подтверждая мои прежние подозрения. Она принесла одну из книг в кожаном переплёте. – Арканисты в буквальном смысле слова вписывают чудеса в его плоть.

– Как заклинания?

Она покачала головой.

– Нет такого заклинания джен-теп, которое могло бы творить то, что творил он. Слишком велик размах. Законы физики просто не работают подобным образом, поэтому я не могу понять, как такое возможно.

– Чёрная Тень, – внезапно сказал я, инстинктивно притрагиваясь к извилистым линиям на своём лице. – Когда я был в Аббатстве Теней, там говорили, что Чёрная Тень создаёт своего рода проход в другие эфирные грани, где управляющие материей, энергией и жизнью законы работают по-другому, позволяя альтернативным правилам мгновенно просачиваться в нашу Вселенную.

– Но чтобы управлять ими, всё равно нужна воля, – сказала Нифения и показала на Шуджана. – Он был всего лишь младенцем, когда совершил своё первое чудо. Не мог он сделать такое сам.

– Как ты решаешь, когда нужно явить свои чудеса? – спросил я.

Шуджан пристально смотрел на игру, имя которой я ему дал.

– Есть… другой голос, который говорит в моём сознании. Когда визири выводят меня, чтобы поставить перед моим народом, голос помогает извлечь мои дары, чтобы я мог наградить ими других.

Ответ, хоть и достаточно ясный, дьявольски меня разозлил.

– Это ничего не объясняет. Как ты вообще можешь знать, что именно ты…

Он резко передвинул другую фигуру, на сей раз деревянного визиря, отсекая и мои собственные фигуры, и мой вопрос.

– Ты утверждаешь, что не любишь, когда тебя контролируют. Но можешь ли ты сказать мне, что значит быть свободным?

Я снял своего орла с колесницы и взял его визиря.

– Делать собственный выбор, свободный от влияния других.

Его лучник сел на колесницу. Я совершил дилетантскую ошибку. Ни одна фигура не может атаковать с колесницы, кроме лучника, но лучники способны сесть только на колесницу, оставленную другим игроком, а я её только что оставил.

– Ты не свободен, – сказал Шуджан. – На каждое твоё решение влияет Чёрная Тень вокруг глаза, ограничения, наложенные на тебя смертностью, необходимость остаться в живых.

– Последнее не слишком-то на него влияет, – проворчал Рейчис. Похоже, он рылся в ящике с нижним бельём.

«Он обязательно должен смущать меня перед Богом?»

– Раз уж ты не задал вопрос, – сказал я, выводя вперёд второго своего орла, – почему бы тебе не объяснить, зачем Богу тот, кто может рассказать о его способностях? Разве тебе не положено знать, кто ты?

Вместо ответа мальчик встал и ушёл в отдельную часть комнаты, предназначенную для занятий. Вернувшись, он положил на середину доски между нами шесть тяжёлых книг, разбросав резные деревянные фигуры и внезапно положив конец игре.

– Это кодексы моего народа, все наши священные тексты. Найди мне, пожалуйста, место, где сказано, что Бог должен быть всезнающим.

Я сидел и смотрел на фолианты в кожаных переплётах, по одному на каждое из предполагаемых ликов Бога Берабеска. Воин. Садовник. Часовщик. Отшельник. Целитель. Кающийся грешник. Фериус намекала, что аргоси имеют какое-то отношение к этим различным ипостасям, породив шесть отдельных религиозных традиций, которые не позволили бы Берабеску объединиться под одним теологическим знаменем. Но её история звучала не совсем правдоподобно – аргоси были не из тех, кто подобным образом манипулирует культурами. Вероятнее всего, большинство отдельных интерпретаций существовали в виде устных преданий, а аргоси просто позаботились о том, чтобы все шесть были записаны, дабы какое-нибудь одно не уничтожило все остальные.

Щёлк.

Не то чтобы звук, но предательское пощипывание кожи вокруг левого глаза: метки моей Чёрной Тени начали поворачиваться.

Открываться.

– Ты не был честен со мной, Шуджан, – сказал я мальчику.

– Да?

Его колебания усилили мою уверенность. Я почувствовал, как повернулось второе кольцо меток Чёрной Тени.