Моё единственное преимущество заключалось в том, что, хотя я почти не владел высшей магией, в школе я был исключительным учеником. Я знал чуть ли не все соматические формы, особенно те, которыми пользовались на дуэлях. А поскольку я был прирождённым трусом, у меня развилось чутьё на заклинания, способные причинить мне боль. Если всё это звучит не особенно впечатляюще, позвольте выразиться так: я знал, какие заклинания использует отец, ещё до того, как он договаривал их.
А ещё… Может, я и слаб, и у меня есть только пара заклинаний, но действую я куда быстрее, чем любой паршивый лорд-маг джен-теп.
Указательный палец Ке-хеопса описал в воздухе ткацкий круг, его татуировка шёлка мерцала. Змея страха, предназначенная вызвать панику у противника. Я мог бы уклониться от неё и снова взорвать порошки, чтобы заставить отца отказаться от змеи ради щита. Но вместо этого я позволил змее ужалить меня.
Моё горло сжалось, руки задрожали. Ноги напряглись, готовые бежать так быстро и так далеко, как только смогут, прежде чем сердце окончательно остановится.
Я громко рассмеялся.
Отец опустил взгляд на свою руку, как будто какой-то изъян в движениях его пальцев исказил заклинание. Змея страха должна действовать вовсе не так, поэтому меня порадовало и его замешательство, и то, что он пытался вывести меня из игры. Он хотел наполнить меня ужасом, чтобы я, слишком напуганный, не смог пустить в ход какие-либо трюки и обманы.
«Он боится моих трюков, – понял я. – Они нарушают его представление о том, как работает мир, как он должен работать».
– Твоё заклинание не подвело, отец, – сказал я. – Чувствую, как страх змеится внутри меня, извиваясь, превращая всё в ужас и панику.
– Ты хорошо это скрываешь, – бросил он, хотя было ясно, что он мне не поверил.
– Разве ты не понимаешь? – спросил я, обходя его (не похоже, что мой начерченный на песке круг принесёт мне какую-то пользу) и медленно протягивая руку к колоде стальных карт, пристёгнутых к бедру. – Я боялся каждый день с тех пор, как покинул наш дом. Люди пытаются убить меня, отец. Всё время. Я прихожу в ужас, я сражаюсь, я выживаю и большинство ночей лежу без сна, потому что мне невыносима мысль, что скоро, на следующий день или на следующей неделе, всё начнётся сначала.
– Значит, это и был твой хвалёный последний трюк? – спросил он. Серая пульсация магии железа зазмеилась по его рукам. – Тогда, наверное, всё к лучшему. Возможно, ты всё время ждал, когда кто-нибудь освободит тебя от твоих страхов.
– А может, я ждал того дня, когда ты перестанешь выбирать путь труса и в кои-то веки встретишься со мной как мужчина.
Он попытался пренебрежительно засмеяться, но я заметил тлеющий в его глазах огонь.
– Думаешь, сможешь спровоцировать меня на… что? На то, чтобы обменяться с тобой кулачными ударами?
– О, только не это, отец.
Я продолжал идти вокруг него, заставляя его переставлять ноги и поворачиваться ко мне лицом. Маги привыкли стоять неподвижно – так им легче сохранять в спокойствии разум, что очень важно для колдовства.
– А ты помнишь, как вы с мамой связали меня контрмагией?
– Опять ты про это?
– Я думал о том дне, когда дядя Абидос – брат, с которым ты обращался как со слугой ше-теп – ворвался в твою мастерскую. Помнишь?
– Абидос был предателем.
– Возможно, но больше всего меня тогда поразило то, как он подошёл к тебе и спросил, не хочешь ли ты хоть раз встретиться с ним без своей магии.
– Лорд-маг не осквернит свои руки…
– Ты выглядел таким испуганным, отец, как будто знал… знал, что без заклинаний у тебя не будет против него ни единого шанса.
Магия железа вокруг рук Ке-хеопса не поблёкла, а, наоборот, затвердела, почти как настоящий металл.
– Значит, ты ошибся.
Я притворился, что не слышу.
– Но потом мама тебя спасла. Помнишь? Ты стоял, застыв в страхе перед гневом своего брата, а она встала перед тобой, говоря Абидосу, что ему придётся пройти через неё, чтобы добраться до тебя.
Настал мой черёд засмеяться.
– Облегчение на твоём лице, отец. Клянусь, каждый раз, когда я смотрю на тебя, я невольно вижу это снова и сно…
Ке-хеопс издал рычание, которого я никогда раньше не слышал, и бросился на меня. Магия обволокла его кулаки, как металлическая дубинка, которая раздробит мне челюсть и заставит замолчать раз и навсегда… Пока он не наступил на осколок стекла, образовавшегося, когда мой взрыв расплавил песок между нами. Его обутая в сандалии нога поехала по неожиданно скользкой поверхности, и он упал на задницу перед всеми – своими врагами, союзниками и семьёй.
Никто не смеялся. Никто не был настолько глуп.
Никто, кроме меня.
Я услышал, как Фериус почти шёпотом произнесла:
– Малыш…