Вскоре он въехал в лагерь мафии, припарковал «кадиллак» по соседству с гидрантом за парикмахерской и растворился в пейзаже, ничего к нему не добавив. Да, действительно, в таком город он чувствовал себя, как рыба в воде!
На пустошах к востоку то всадник падал замертво, то пони валился под всадником; дух пылал все ярче, а кровь текла все медленнее, как будто их древняя плоть стала эктоплазмой потрепанной непогодой, пергаментно сухой квинтэссенции традиции и желания, отчаянной решимости не умереть смертью крестьянина. С образом Последней Резни в задней части того, что оставалось от их артериосклеротических мозгов, ошметки Золотой Орды тащились вперед, только вперед.
— Ты по'л, какая картинка, Корнелиус? — сказал Утес, потягивая свой «коллинз», пока он и Джерри лежали бок о бок в шезлонгах, греясь у края бассейна. Джерри, одетый в неоново-голубой купальный костюм, контрастирующий с желтым махровым халатом, японские резиновые сандалии и серебристые летные очки, воспротивился опасному желанию заказать перно, и результате пригубливал мерзкий ромовый концентрат. Только присутствие скрипичного футляра под рукой успокаивало его расстроенные нервы. К тому же лампы солнечного света угрожали растопить обувной крем в его волосах.
— Мне платят не за то, чтобы я понимал картину, Утес, — сказал Джерри, не выходя из роли, хотя с определенной точки зрения то, что он сказал, было правдой.
Утес одной рукой поскреб волосатое брюхо, а другой, как клешней, ущипнул зад проходившей мимо старлетки, которая хихикнула прилично обстоятельствам.
— Мне нра'тся твой стиль, парень. — сказал Утес. — Но неужели у тебя нет ни капли любопытства?
— Любопытство кошку сгубило.
— Тогда я собака, Корнелиус, так что из того? Я хочу сказать, что эти чинки сами напросились. У этих гниляков есть несколько водородных бомб и МБР, и они забрали в голову, что могут наколоть мафию и выкрутиться. Да, когда ты пришьешь их падрона номер два, этот хитрозадый гниляк в Пекине несколько раз прикинет, прежде чем снова подсыпать лактозу нам в героин.
— А кто у них номер два?
Утес показал своей «Де Нобили» на пустой плотик: стоявший на якоре в центре бассейна.
— Биг Бой заключает нынешнюю сделку на плоту — нейтральная территория. Кто из чинков будет там с ним — бах!
— А если красные?.. — поинтересовался Джерри.
— В «кадах» полно боевиков с пулеметами, — ухмыльнулся Утес. — Как только ты пришьешь номера два, они возьмутся за Народную Армию. — Утес провел по подбородку правым указательным пальцем, как будто сшибая каплю пота на гигантские портреты Мао, Сталина, Ходжи и Ленина, хмуро взирающие через крепостной ров бассейна подобно призрачным агентам налоговой инспекции.
Майор Сун через черный лакированный столик передал трубку с опием Джерри, который вдохнул сладкий дым и сладострастно погладил скрипичный футляр, в то время как майор Сун непристойно обласкал свою Красную Книжицу и сказал:
— Разумеется, я знаком с вашей работой в Англии, полковник Кор-Не-Лоос.
— Ваш английский безупречен, майор, — согласился Джерри. — — Гарвард?
— Берлин.
— Мне следовало бы доложить об этом почтенному Прямому Наследнику богоподобного Мао, — проворчал Джерри.
Майор Сун нахмурился и нанес удар ногой по медному гонгу, стоящему на столе. Кунфу, насторожился Джерри. Он решил, что недооценил майора Суна.
— Как вы, разумеется, знаете, — сказал Сун с по-восточному злобным взглядом, — павлин часто прячет яйцо за вышитым веером.
Джерри вздрогнул — он не ожидал ничего подобного!
— Известно, что дракон чистит чешую, прежде чем выпустить когти, — возразил он.
За стенами пагоды хор из двухсот воспитанников детского сада пел последний хит
— Следует ли это понимать так, что в тесте притаилась гадюка? — сказал майор Сун. Это был явно не вопрос.
Джерри улыбнулся.
— Как говорит Конфуций, лисица с кинжалом может обезглавить мертвого льва.
Майор Сун засмеялся.
— Как заметил Председатель Мао, враги Революции сожрали бы свои кишки, если бы они смогли помешать ее ходу.
Почтительно кланяясь, в комнату вошел сержант в кимоно с чаем и печеньем-гаданием.
Майор Сун разломил свое печенье и прочел вслух:
— Смерть ревизионистским шакалам империалистов Уолл-Стрита и их лакеям в Праге.
Печенье-гадание Джерри сообщило: «Начинается напряжение, раздражение и отторжение».
В то время, как Джерри в костюме в полоску, мягкой шляпе и итальянских мокасинах предавался праздности, облокотившись о правое переднее крыло «кадиллака», который он не привлекая внимания поставил рядом с бассейном, на борт катера с вегасской стороны бассейна сел толстяк в гавайской рубахе в цветочек и черных бермудах. Из его толстых губ торчала сигара «Эль Ропо Супремо Перфекто Гранде». На его лысой голове небрежно сидела красная матросская шапочка, по ранту которой яркой голубой нитью было вышито «Биг Бой».