– Не запишешь. Ты, не запишешь. В тебе нет подлости, нет коварства. Ты честный, потому что сильный. Потому что уверен, что на твоей стороне правда. Это ведь так?
Василий не хотел отвечать. Он не любил подобную пафосную полемику. Чесание языком и восхваление его качеств были Василию неприятны. Он понимал, что Люба права. Ему никогда не удастся доказать, что старик и Пожарская это одно лицо. И это лицо виновно в совершении ряда краж. Если конечно, Люба сама не пожелает раскрыть перед правосудием эту тайну. А она этого не сделает никогда. Зачем? Она добилась в этой жизни того, о чём мечтала. Таких немного. Зачем ей теперь, на пике своей жизни и карьеры это разрушать. Нет, Пожарская прагматик. Куприянов знал об этом давно. Практически с момента знакомства с актрисой. После, через несколько лет она это доказала, выбрав Лейсбурга. Рассчитывать на какие-то утопические угрызения совести, глупо.
– Это с одной стороны печально, – сказал Василий, – а с другой радостно.
– Это ты о себе?
– Нет, Люба, это я о тебе. Печально, что ты совершила преступление. А радостно то, что я тогда тебя не поймал. Я не могу представить, что было бы тогда со мной. Моя любимая женщина – воровка. Сегодня я могу это пережить, а вот как я справился бы с этим тогда, вопрос.
– Если бы да кабы, во рту выросли грибы. Как сложилось, так сложилось. По-другому не будет. Может быть всё-таки чай? Разговор у нас сегодня будет долгий. Я не ошибаюсь?
Василий понял, что Люба не хочет его отпускать. Надо этим воспользоваться. Есть возможность узнать всё о тех событиях, о той банде, возможно даже о Болотине. Он да сих пор не найден.
– Раз пошла такая песня, – Василий снял куртку и повесил её на спинку стула, – я согласен. Только если можно не чай, а кофе покрепче. И немного коньяка. Коньяк у тебя в доме найдётся?
– Для тебя, Василий Иванович, хоть звёзды с неба.
Люба сварила Василию крепкий кофе и поставила перед ним бутылку с коньяком. Василий налил немного напитка и выпил.
– Почему, Люба, ты пошла на этот шаг, – спросил Куприянов, помешивая горячий кофе.
Пожарская на секунду задумалась. Потом встала, тоже сварила себе кофе и сказала:
– Хорошо. Я готова рассказать тебе всю правду. Буду говорить честно, ничего не скрывая. Только у меня два условия.
– Говори.
– Первое: ты никому этого не расскажешь.
– Принимается.
– Второе: ты поверишь мне от начала и до конца.
– Согласен. Итак, что побудило тебя?
– Помнишь, я рассказывала тебе про Седова, про сумочку которую украли и обвинили меня в этом. Про травлю, которую устроил Седов с Лебедевой в театре.
– Да, помню.
– Так вот. Как-то вечером…
1972 год. 13 ноября. 23:02
Люба возвращалась домой в разбитом состоянии. Этот сегодняшний допрос у Мухиной отнял у неё все силы. Надо же, нашла какого-то свидетеля, который видел то, чего не было. «Это вобла меня доведёт, – размышляла по дороге Пожарская. – Надо было пойти сегодня к тётке. Кроме Маргариты никому я не нужна. Забродский, похоже, голову спрятал в кусты. Брук ещё правда держится, но и его они смогут нагнуть. Проверку в театре устроят и Брук у них на крючке. А начнёт артачиться, так и растрату на него повесят. Фронтовик не фронтовик, эти Мухины и Дмитруки с Седовыми уже давно свою совесть продали дьяволу. Хозяева жизни, мать вашу. Нет, надо идти к тёте Рите».
Люба уже почти подошла к своему подъезду, но резко развернулась и направилась обратно.
– Любовь Владимировна, – вдруг услышала она голос сзади. Люба узнала его. Это её окликнул Дмитрук. Она обернулась.
– Любовь Владимировна, куда же вы?
Владимир Григорьевич шёл ей навстречу. Он по-идиотски улыбался, будто не было между ними той безобразной ситуации в его кабинете. Люба за своими размышлениями не заметила чёрную обкомовскую «Волгу», припаркованную около её подъезда. В ней и ждал Пожарскую Дмитрук.
– Люба мне надо с вами поговорить, – продолжил секретарь, подойдя к женщине.
– У меня нет желания с вами говорить, – резко ответила Люба. – Вы знаете почему.
– Ну конечно! Вы вероятно хотите, чтобы я просил у вас прощения? Встал перед великой артисткой на колени? – Дмитрук явно издевался. Это не предвещало ничего хорошего. – А я не буду. Мой поступок там, в кабинете, ничего из ряда вон собой не представляет. Вы красивая женщина. Я молодой мужчина. Всё было естественно. Вся проблема, Люба, в вашей реакции. Посмотри вы на это другим взглядом, и всё было бы нормально.
– Нормально?! – у Любы затряслись руки. У неё появилось непреодолимое желание съездить этому негодяю по лицу. – Вы считаете, что насиловать женщину это нормально?!