Последний удар

Но все это было уже в прошлом. Книга вышла в середине августа, к середине октября рецензии иссякли, а к концу октября Эллери о них и думать забыл. В те дни ему была присуща та гибкая самоуверенность юности, которую можно согнуть, но не сломать. И он без удивления принял приглашение Артура Б. Крейга погостить у него на Рождество и до Нового года — приглашение, присланное задолго до Дня Благодарения — как нечто, причитающееся ему по праву известного писателя. Узнай он, что его пригласили не столько как литературного «львенка», сколько как «занятный экземпляр», он бы чрезвычайно расстроился. К счастью, он этого так и не узнал.

С Крейгом он был связан только через Джона Себастиана, воспитанника Крейга и знакомца Эллери. У молодого Себастиана была квартира в Гринвич-Виллидж, и Эллери встречался с ним во всяческих гринвических «салонах», литературных и художественных, да и около них. Их сблизило некоторое свойственное обоим нахальство. Себастиан был поэтом-дилетантом, обладавшим недюжинным шармом и, как подозревал Эллери, некоторым талантом. Не вовсе принадлежа «потерянному поколению» Ф. Скотта Фицджеральда, он являл собой тот байронический тип с пронзительным взором и гладкой шевелюрой, который был тогда в моде среди нью-йоркской богемы. О своем богатом опекуне он отзывался с циничной симпатией и тем добродушно-снисходительным тоном, к которому молодежь прибегает, говоря о более-менее сносных представителях старшего поколения.

Артур Бенджамин Крейг по профессии был типограф, книжный график, специализировался на издании роскошных книг и поднял свое ремесло до уровня высокого профессионального искусства. Эллери не знал о нем ничего, помимо того, что Крейг имеет отношение к Себастиану и что типография Крейга печатает самые отборные книги, выпускаемые издателем Эллери, Дэном 3. Фрименом.

Эллери не задумываясь принял приглашение Крейга, и только с большим опозданием — уже под самое Рождество — он осознал, что отец его, таким образом, остается на праздники один. Он предложил послать письмо с извинениями, но о такой сыновней жертве инспектор Куин и слушать не захотел.

— Тут появилась новая зацепка в убийстве Арнольда Ротштейна, так что я под Новый год скучать не буду, — заверил его инспектор. — Дуй-ка ты, сынок, в Элдервуд да повеселись там хорошенько. Только на самогонку не слишком налегай.

Эллери усмехнулся.

— Если верить Джону, там скорее будут подавать коллекционное шампанское и шотландское виски с родословной.

Инспектор скептически посмотрел на него и заметил с тревогой:

— Газеты обещают много снегу на Рождество. Когда выезжаешь?

— Во вторник днем.

— В понедельник ожидается метель, а во вторник — сильный снегопад. Может, лучше поедешь поездом?

— Старушка «Дузи» пока что ни разу меня не подводила. — «Дузенберг» Эллери не принадлежал к новейшей аристократической модели года «таун-кабриолет». Это был открытый автомобиль 1924 года выпуска, изрядно потрепанный после 135 тысяч миль не слишком нежной езды. Эллери чувствовал к машине привязанность, наподобие той, которую испытываешь к престарелой, но еще годной в дело скаковой лошади. — Кроме того, папа, я купил набор этих новых сверхпрочных цепей «Уид Америкэн». Все будет в порядке.

Как и ожидалось, рано утром во вторник, 24 декабря, пошел сильный снег. К полудню, когда Эллери выехал, на улицах было белым-бело.

В гараже на 87-й Западной ему поставили верх и боковые шторы, так что от снега он был защищен; но даже старая енотовая куртка и меховые наушники не могли защитить от злющего северо-восточного ветра, который проходил сквозь шторы, все равно как если бы они были из марли. Когда он выехал на парковый участок шоссе округа Вестчестер, он чувствовал себя замурованным в леднике сибирским мастодонтом. Ему пришлось зарулить в закусочную в Маунт-Кидрон, где он тайком разбавил кофе бренди из серебряной поясной фляжки. В Мамаронеке и Уайт-Плейнз он тоже останавливался согреть душу. Когда он пересек Уайт-Плейнз, направляясь на северо-запад по дороге на Элдервуд, фляжка была пуста. В городок он прибыл в приятном нейтральном состоянии — наполовину лед, наполовину пламень.

Элдервуд отстоял от Нью-Йорка на сорок миль. Этот зеленый городок, застроенный небольшими частными домиками, имел 6 тысяч населения и безупречный миниатюрный «деловой центр», где над Главной улицей сияли заснеженные рождественские фонари, а в искрящихся от мороза витринах магазинов громоздились бесчисленные Санта-Клаусы. Дом Крейга, как он выяснил, находился на северной окраине городка, и Эллери нашел его, всего лишь дважды рассеянно проехавшись по проселкам, ведшим в никуда.