Последний вагон

— Мне сухомятку нельзя… а жидкость закончилась… От сухомятки язва… Всех, между прочим, касается!

— Кроме меня. Мне смерть от болезни не грозит… Свыше пророчество получил — убьют меня… Поэтому, что хочешь могу есть… Знаешь, как у меня частенько в детстве бывало? Отец ставил варить сосиски, а меня просил сбегать за хлебом… Когда я прибегал из булочной, кастрюля была уже пуста… Так отец учил меня быть проворным в этой жизни!

Толя нехотя взял кусочек, положил на хлеб, страдальчески посмотрел на кормильца и откусил. Батюшка удовлетворённо спросил:

— Откуда про великую скорбь знаешь, атеист?

— Я много чего знаю… Антихрист и всё такое… Сначала новый порядок установит, а потом начертание на руку или на лобешник на… — Толик оживился, — И копец всем, не читал разве?

— Да как не читал. Так и есть!

— А без этого знака ни хрена не купишь, не продашь! То есть — ни выпить, не закусить. Нормально?

Батюшка пошутил:

— Я и смотрю не ешь ничего… Готовишься?… А что тебе? Поставил эту нашлепку да и живи себе, пей, гуляй?

— А долго не погуляешь… Язвами покроешься… Все, кто поставит, язвами пойдет. И в преисподнюю на…

Толик с гордостью смотрел на Батюшку:

— Ну что? Кое-что, как видишь, знаю, да?

У Софии горели щёки, она возбуждённо перешла на шёпот, пытаясь переубедить Алекса:

— То, что потеряет мой обидчик разве компенсирует мои потери? Вы отняли у меня мизинец, я у вас руку. Теперь мы квиты и я свободна от обиды?… Так по-вашему?…

Мизинец не вырос… Его больше никогда не будет! Как это забыть? Его уже не вернуть! У вас отняли 20 лет, вы заберете у вашего врага его жизнь… Вернёте молодость? Нет!… Продолжите сидеть в своей тюрьме… Не так?

София ждала пока его ответа. Алекс молчал, поэтому она продолжила:

— Обида!… первое от чего необходимо избавляться… Иначе… —

София начала загибать пальцы на руке:

— Обида… Непрощение… Месть… Безумие… и смерть! — загнула она пятый палец и пояснила:

— Общеизвестная стандартная цепочка… Есть другая, если хотите, необычная… Обида… — София загнула указательный палец.

— И прощение! — она вернула палец на прежнее место, добавив, — И жизнь!

Алексу опять не хватало воздуха, он сколько мог, набрал в лёгкие и выдохнул. Его раздражала эта тема, особенно из её уст. «Что она понимает? Начиталась умных книжек и верит, что это избавит её от дальнейших „приключений“ и сопутствующих страданий!»

София видела, что завязывается конфликт и попыталась смягчить:

— Если вам не нравится… Скажите, что вы хотите слышать, и я подпою… подолью вам маслица…

Отметив, что смягчить у неё не получилось, она тоже начала злиться. Она открыла сумочку, достала зеркальце и принялась копошиться в сумке в поисках помады. Ничего не найдя, продолжила:

— Не наши мысли и желания помещают нас в тюрьму! Вы до сих пор ничего не поняли?! Они имеют право предлагать! Все имеют такое право, и ждут от тебя решения… Ведь ты и есть… Твои решения…

София даже не заметила, как перешла на «ты». Она сама не до конца поняла, что сказала. Кто такие те, которые имеют право предлагать? Если в этот момент её об этом спросить, вряд ли она нашла бы ответ.

— У вас был хороший педагог, — сухо похвалил Алекс.

— Был… с самого рождения. И за эти уроки… я её ненавижу.-

Зло закончила София. Её лицо изменилось. Она казалась много старше своего возраста. Она уже пожалела, что начала этот неприятный для него разговор. Хотя ещё не известно, для кого он был неприятней!?

Алекс понял, что, говоря о педагоге, она имела в виду свою мать. Это было неожиданной и самой неприятной точкой в их беседе. «Неужели Наташа — плохая мама?»

Пауза затянулась, и когда появилась Проводница, обоим стало легче. Светлана поставила перед Алексом кофе и, заметив состояние Софии, засуетилась:

— Что с вами? Пустырника накапать?

— Спасибо… Всё хорошо.

София оценила заботу Светланы и благодарно повторила:

— Спасибо!

Проводница бросила вопросительный взгляд на Алекса, и не получив ответа, ушла.

София устало подвела итог:

— Двух истин не бывает… Либо тюрьма… Либо свобода. Промежуточного нет!

Потом она опять вернулась к зеркальцу. Осмотрела лицо и попыталась найти помаду. Алекс протянул ей найденный у туалета тюбик и внимательно наблюдал за её реакцией.

— Спасибо… Почему она у вас?

София машинально подкрасила губы и молча убрала помаду в сумку. Вдруг на лице у Софии появилась растерянность.

— Это вы мне!?

Алекс не понял вопроса:

— Насчёт чего?

— Что вы только что сказали?

— Я ничего не говорил…

София испуганно встала, заглянула к Батюшке. Батюшка, отобедав, мирно читал молитву с закрытыми глазами. Морячок тупо смотрел в окно, видимо подслушивал их разговор. София заглянула в пустое купе с другой стороны, вернулась на место и беспомощно посмотрела на своего попутчика:

— Ужас!… Разве вы ничего не говорили только что?

Алекс пожал плечами, не понимая, что её так взволновало: