Последний вечер в Лондоне

– Да, Гиацинт продолжает копать. Она как собака с костью – в хорошем смысле. – Она повернулась к Прешес. – Вы помните, видели ли вы Грэма после августа сорокового?

– Не помню… – начала Прешес, не вынимая своей руки из моей. – Может, и видела. Но это было во время Блица, не забывай. Была такая неразбериха. В какой-то момент он приезжал на побывку. Это я помню. Приезжал, чтобы повидаться с Евой. А затем после того, как он восстановился после ранений и вернулся в Лондон. – Она покачала головой. – Но когда это было – не представляю. Где-то во время Блица.

– Который закончился в мае сорок первого, – проговорил Колин. – Но ведь должна же быть какая-нибудь запись о его смерти – в войну он умер или после. Мама, ты не спрашивала в местном приходе?

– Я съездила проверить не только церковное кладбище, но и записи, так как Гиацинт сказала мне, что они не всегда совпадают. Я нашла записи о смерти и могилы обоих его родителей и его брата, но для самого Грэма таких записей нет. Только запись о его крещении, так что, по крайней мере, мы знаем, что он существовал.

– Конечно, существовал. Как и Ева. – Прешес отвернулась от меня к огню и наблюдала, как языки пламени переплетаются, словно языки любовников. – Я помню, как они танцевали в этом самом доме. Они были так счастливы. – Она убрала свою руку и сделала глубокий вдох. – Я бы хотела остановиться на этом. А теперь, – она положила ладонь на подлокотник кушетки, – я, пожалуй, пойду отдохну. Я совершенно вымоталась.

Колин шагнул к ней, взял ее за локоть и помог подняться.

– Конечно, бабушка. Я отведу тебя в твою комнату. – Она посмотрела в его лицо, и улыбка преобразила ее, на миг показав мне молодую женщину, которой она когда-то была. Женщиной, которой она, возможно, до сих пор себя считала.

Пенелопа встала.

– Позволь мне. У меня твои лекарства, и я могу помочь тебе переодеться перед сном.

Прешес с благодарностью посмотрела на нее.

– Спасибо, дорогая. Вечер был чудесный. Всем спокойной ночи.

Она позволила Пенелопе взять ее под руку и вывести из комнаты. Но в дверях она остановилась и оглянулась, внимательно посмотрев на Джеймса.

– Сладких снов.

Мы слушали, как постепенно стихают их шаги, и эта сентиментальность вдруг напомнила мне о маме, которая каждый вечер произносила точно такое же пожелание, которое заставило задуматься, когда же случилось так, что я совсем перестала видеть сны.

Глава 18

Лондон

июнь 1939 года

Ева одевалась очень тщательно, выбрав зеленое хлопковое платье с большим белым льняным бантом на шее. Пояс стягивал тонкую талию, а узкая юбка подчеркивала рост и стройную фигуру. Оно было из новой линии Дома Луштак, но Мадам позволила приобрести его за разумную цену; она сказала, что на Еве оно сидит лучше, чем на ком бы то ни было из их состоятельных клиентов.

Посмотрев на свое отражение в зеркале, Ева быстро подколола шляпку, а затем, выйдя из комнаты, двинулась по длинному коридору к фойе. Прешес уже начала увешивать стены их фотографиями из рекламы Дома Луштак. Она подружилась с фотографом, который был настолько очарован Прешес, что отдавал ей фотографии, которые она просила. С тех пор как София объявила, что Ева и Прешес будут присутствовать на свадьбе, фотографы появлялись на любой светской встрече и даже в Доме Луштак. Для бизнеса это было хорошо, и Мадам отблагодарила их, увеличив зарплаты и скидки на наряды.

Ева пошла на звук голосов и в передней гостиной обнаружила у большого фасадного окна Грэма и Прешес. Они стояли очень близко друг к другу, и Грэм показывал архитектурные элементы Приходской церкви Сейнт-Мэрилебон, расположенной через дорогу.

– Ты и в самом деле упустил свое призвание, – обозначила Ева свое присутствие. – Еще не поздно поменять профессию и стать архитектором?

Грэм с улыбкой шагнул к ней.

– Я твердо убежден, что никогда не поздно пробовать что-то новое. – С горящими глазами он нежно поцеловал ее в губы. Повернувшись к Прешес, он сказал: – Ты точно уверена, что не хочешь пойти с нами?

Ева затаила дыхание, желая, чтобы Прешес отказалась. Ей нестерпимо хотелось остаться с любимым наедине. А из-за рабочих командировок Грэма и светских приемов у Софии это оказалось почти невозможным.

– Я знаю, что ты просто проявляешь любезность, и я тебе за это благодарна. Но я все же останусь, допишу несколько писем. Мой папа не может ни читать, ни писать, но сестра может, и она говорит мне, что письма от меня очень благотворно на него влияют. Так что вы идите развлекайтесь. Если будет настроение, я, быть может, попозже схожу на какой-нибудь кинофильм с девочками из Дома Луштак, так что за меня не беспокойтесь.

Ева постаралась скрыть облегчение в голосе.

– Ну тогда ладно. Увидимся. – Она взялась рукой за выставленный локоть Грэма и позволила ему увести себя в чудесный, залитый полуденным светом воскресный денек.

– Ты не спросишь, куда мы идем? – спросил Грэм.

– Ты же сказал, что это сюрприз, а если я спрошу и ты мне скажешь, то это уже сюрпризом не будет.