Последний вервольф

Ты тоже чувствуешь это, да? Да. Дело даже не в очевидном сексуальном притяжении, но в том, что все вокруг преобразилось: чемоданы, информационные табло, логотипы компаний, уродливые семейки. Каждый маленький атом озарился светом. Я могу и не садиться на него. Взаимопонимание всегда делает слова почти ненужными. Мы замолчали. Она просто не сядет на свой самолет. Это были мысли слабака и эгоиста, но я позволил себе предаться им на секунду. Она снимет номер в отеле аэропорта. Я отвяжусь от вампира и слежки агентов. Приду к ней. Когда войду, она будет сидеть на кровати. И посмотрит мне в глаза…

— Это небезопасно. Мы должны быть уверены, что за тобой никто не следит.

— Там один парень наверху, — сказала она. — Он какой-то…

— Он вампир.

Судя по выражению ее лица и молчанию в трубке, для нее это было новостью. Но она почти сразу подумала: «Почему бы и нет? Конечно же, конечно, есть и вампиры». Она уже поняла: мир существует по каким-то странным хаотичным законам и сам в произвольном порядке выбирает, кому быть в этой жизни элитой. Пока все остальные живут в мире «Блумингдейла»,[29] «Отчаянных домохозяек» и Рождества, она — странный сплав волка и человека — живет сама по себе. Я чувствовал это по напряжению в ее плечах, раскрасневшемуся лицу и по тщательности, с которой она сегодня красилась. У меня защемило сердце от такого неоцененного никем мужества, от того, как решительно она настроена не пасовать ни перед чем. Даже перед тем, что она монстр. У меня щемило сердце (о, сердце теперь проснулось и пело) от того, что ей пришлось быть такой смелой и такой одинокой.

— Тебе плохо?

— Да, мутит.

— Когда это началось?

— Да вот недавно, когда проходила регистрацию.

— Но раньше такого не было?

— Нет.

— Совсем никогда?

— Такого — никогда.

Отлично. Если ее никогда так не мутило, значит, она никогда не чувствовала вампиров, то есть этот кровосос следит лишь за Джейкобом Марлоу. Ее запах наверняка щекотал ему ноздри, но раз он не знал о существовании еще одной «вонючки», то относил все на мой счет.

— Не смотри, пока я не скажу, — сказал я. — Слева от тебя, под информационным табло, стоит парень типа Брюса Уиллиса, в коричневой кожаной куртке и белой футболке. Скажи, видела ли ты его раньше. Вот сейчас смотри.

— Не узнаю, — ответила она. — Кто он?

— Ты ведь не знаешь о ВОКСе, да?

— Что?

— Это организация. Черт, так сразу и не объяснишь. Все, что тебе сейчас надо знать, — они не друзья. Но и не вампиры. Мы должны быть осторожны.

Пауза. Потом она сказала:

— Я не сяду в самолет.

Это заставило меня на нее взглянуть. Она смотрела на меня с полным вниманием. Я знал, что она чувствует огромное облегчение. Награда за долгие часы и дни, когда она повторяла себе: ты не одна. Свобода, с которой я мог бы сейчас положить трубку, подойти к ней и обнять, была дьявольским искушением. Я прямо видел, как делаю это, чувствовал, с какой податливостью она бы ко мне прильнула. Ты знаешь, кто я, а я знаю, кто ты.

— Я не хочу, чтобы ты садилась в самолет, — сказал я. — Но мы должны убедиться, что ты в безопасности.

Мы уже стали «мы». Естественно.

— В пустыне это был ты?

— Что?

— В Калифорнии. Девять месяцев назад. Когда на меня напали. Это был ты?

Я видел дело. В конце июня 2008 года Охотники убили оборотня Альфонса Маккара в пустыне Мохаве. После этого в списке остались лишь Вольфганг и я. Во всяком случае, так думал ВОКС.

— Нет, это был не я.

Она закусила губу.

— Да, это был не ты… Я чувствую.

Все смешалось: удовольствие, неловкость, облегчение. Невероятно, но из-за нашей близости мы могли ощутить весь спектр возможных чувств. Узы между нами были почти зримыми.

— И сколько еще таких, как мы? — Она не могла выбрать, с какого вопроса начать, и сейчас вдруг поняла, что ответы могут взволновать ее еще сильней.

— Я должен был быть последним, — ответил я. — Но теперь есть ты. Не знаю, как так вышло. И не знаю, что все это значит.

Мы продолжали смотреть в разные стороны, а потом наши взгляды снова встречались. В разные стороны — и снова встреча. Это гипнотизировало. У нас обоих было неуловимое убеждение, что многие вещи даже не стоит обсуждать. Не могу поверить, что все это происходит… Я знал, что так и будет с первой секунды, как увидел тебя… — бежали внизу строчки, как в немом кино, а мы все смотрели друг на друга.

— Я не могу уехать. Даже не проси. Это нелепо.

Представляю, как 167 лет назад я подбежал бы к какому-нибудь оборотню на железнодорожной станции. Тот опустил бы свою «Таймс», посмотрел на меня поверх очков и сказал: «Да, мне все это известно, но вам придется подождать».

— Я знаю, что это трудно, — сказал я. — Мне тоже трудно. — Наши глаза встретились вновь, и я снова почувствовал эту прекрасную прозрачную нить взаимопонимания. — Но это единственный способ убедиться. Верь мне. Я просто хочу быть уверен, что ты в безопасности.

— Зачем ты им нужен? Мы нужны?