– Господин, я согласен. Но позвольте обговорить условия нашего договора. Мы сидим на высоком холме. Подходящее место, чтобы обменяться клятвами, ибо на моей родине принято давать клятву, стоя на высоком месте или хотя бы поставив ногу на возвышение. Поклянитесь, конунг, что выдадите за меня вашу дочь Эллисив и поможете мне взять власть над Норвегией, если я выполню ваше поручение в Миклагарде.
Ярицлейв по-отечески потрепал юного викинга по плечу и сказал со смехом, что Харальд напрасно верит в твердость клятвы. Князья дают их по обстоятельствам и нарушают, когда видят в этом выгоду.
– Конунг, ваше слово крепко, как булат!
– Будь твоя воля! Я клянусь святыми Борисом и Глебом, печальниками за нашу землю.
Харальд сразу же насторожился. Разное толковали о гибели братьев конунга. Дело это сомнительное, как и сама клятва. Вдруг конунг клянется с тайным умыслом и потом подошлет убийц, которые застигнут его врасплох? Вслух он сказал:
– Господин, ваши святые братья почитаются в вашей стране столь же повсеместно, как мой святой брат в Норвегии. Однако дело, которое мы с вами задумали, имеет такую важность, что лучше уж нам поклясться Господом нашим Иисусом Христом.
– Что же, поцелую крест!
Ярицлейв вынул из-под ворота нательный крест, освященный в Йорсалире. Харальда опять кольнули сомнения. «Маленький крестик у конунга, – думал он. – А вдруг он схитрит и объявит, что невелик грех отказаться от крестного целования, ибо крест был мал». Лучше бы конунг поцеловал дубовый крест семи локтей высотой, установленный у дороги перед въездом в Ракомо.
– Ты торгуешься, словно купец из Хольмгарда, – сказал конунг. – Впрочем, твоя настойчивость даже радует. Теперь я убедился, что ты очень любишь мою дщерь.
Харальд не знал, любит ли он деву из Гардарики, и висы не могли подсказать ответ. Скальды часто воспевали войну и очень редко пели о любви. Да и опасно было сочинять висы о чужих дочерях и женах. Скальд Оттар Черный как-то произнес любовные стихи об Астрид, ставшей женой Олава и матерью Магнуса. Конунг Олав разгневался и приказал бросить скальда в темницу. Оттар Черный последовал совету своего дяди Сигвата Сигвата и сочинил в течение трех ночей хвалебную драпу об Олаве, тем самым заслужив прощение. Он дал спасительной драпе название «Выкуп головы» по примеру скальда Эгиля, который тоже спас свою жизнь хвалебными стихами о конунге Эйрике Кровавая Секира.
Норманны не придают большого значения женской ласке. Сыну ярла Рёнгвальду игра в кожаный мяч была милее свиданий с купеческими вдовами. Помыслами Харальда владели битвы и висы. Он смотрел на Эллисив, как старший брат смотрит на сестру десяти зим от роду. Вот только странное дело: старший брат был бы счастлив и горд за сестру, которую собираются выдать замуж за сына французского короля. Что касается Харальда, то стоило ему услышать подобные разговоры, как в глазах его вспыхивала ярость сотни сотен берсерков. Любовь ли это, он не ведал. Он встал во весь рост и сказал:
– Клянусь, господин, что раздобуду тайну молнии, испепеляющей боевые корабли!
Ярицлейв Мудрый поцеловал нательный крест и произнес слова клятвы:
– Во имя Господа нашего обещаю дождаться твоего возвращения и дать тебе в супруги дщерь нашу!
Они обнялись. Харальд помог Ярицлейву сесть на коня. Конунг поехал к подножию холма, где его ждал боярин. Харальд кинул прощальный взгляд на луга и леса, которые ему вскоре предстояло покинуть. Он стоял на вершине холма над Ильмень-озером, словно гусельщик Садко в ожидании водяного царя. Волны лениво сходились к берегу, а Харальд смотрел вдаль, и тихое озеро превращалось в синее море, а черные рыбацкие челны – в грозные боевые корабли, извергающие потоки огня. Перед его мысленным взором вставали неведомые страны и богатые города. Уши слышали рев бури и шум сражений. Среди высокой травы он вдыхал запах восточных благовоний, россыпь желтых цветов на лугу казалась грудой золота.
Он вскочил на коня и тронул поводья. Вперед – к славе и власти! Сага о Харальде Суровом только начинается.