Последний владыка

Грегор, державший в страхе половину Алькатвана, превращался в мягкое сентиментальное создание, когда дело касалось его «дорогой девочки», взбалмошной, сексуально озабоченной, и при том исключительно хорошенькой внешне. Едва Шаиста потребовала себе Тревера, его участь можно было считать решенной. Его собственного мнения никто особенно не спрашивал. И так подразумевалось, что взлететь столь высоко, сделавшись зятем самого Папаши Грегора, — редкостная, невероятная удача. Шаиста не удовлетворилась Тревером в качестве бой — френда, ничего подобного! Она пожелала поиграть в серьезную замужнюю даму, так что он и оглянуться не успел, как оказался в роли ее законного супруга.

Первое время, пока их отношения ограничивались неистовыми постельными баталиями, все шло прекрасно. Шаиста оказалась весьма изобретательной особой, страстной и ненасытной, и Тревер ей ничуть не уступал. Ему даже казалось тогда, будто это и есть настоящая любовь. Папаша Грегор приобрел для них очень приличный домик… из трех этажей, напичканный всевозможной техникой, где двери закрывались и открывались, достаточно только щелкнуть пальцами, свет включался и затухал сам собой, а еда появлялась, кажется, реагируя на выделение желудочного сока. Последнее обстоятельство было для Тревера немаловажным — одной из его слабостей являлся поистине фантастический аппетит, поесть он любил, что, по счастью, никак не сказывалось на его фигуре, подтянутой и поджарой, как у молодого волка.

Но если что-то начинается столь лучезарно, по закону подлости следует ожидать менее радостного продолжения. Жизнь, как известно, похожа на зебру — белая полоса, черная полоса, белая, черная… а потом — задница. Не прошло и полугода, как семейная идиллия обернулась кошмаром. Шаиста ревновала Тревера ко всему, что движется, закатывала ему едва ли не ежедневные истерики, и вообще оказалась редкой стервой, упрямой, как черт. Ее настроение менялось чаще, чем погода, а угодить ей было почти невозможно. Тревер же с детства не выносил, когда им кто-то пытается руководить и давать указания, тем более на повышенных тонах, спеси и гонора ему самому было не занимать, и закончилось это тем, что он как-то раз, окончательно выведенный из терпения, слегка встряхнул не в меру разбушевавшуюся супругу. Шаиста было притихла, но на другой же день побежала жаловаться Грегору. Тот вызвал Тревера к себе и устроил ему словесную взбучку, пригрозив всеми возможными и невозможными карами в том случае, если тот еще хоть раз осмелится поднять руку на его дочь.

— Руку?! — поразился Тревер. — Да если бы я ее ударил хоть раз, то от нее бы только мокрое место осталось!

Это было чистой правдой. Но до того, чтобы ударить женщину (даже если она того вполне заслуживает), он никогда бы не стал унижаться. Угрозы Грегора его просто взбесили. Не прошло и двух дней, как Тревер покинул Алькатван без лишних предупреждений. Он резонно счел, что, как говорится, долгие проводы — лишние слезы, причем в данном случае скорее его собственные, чем Шаисты. Дочерей мафиозных боссов безнаказанно не бросают. В качестве компенсации за свое унижение он прихватил с собой кругленькую сумму из личного сейфа Папаши Грегора, которую, правда, довольно быстро и весьма бездарно промотал в венерианских борделях, празднуя свою вновь обретенную свободу.

С тех пор прошло больше двадцати лет. Возможно, какое-то время поначалу Грегор и пытался его разыскивать, но, скорее всего, быстро плюнул на это безнадежное предприятие, утешив Шаисту покупкой для нее другого мужчины, и забыл о существовании Тревера. А вот забыла ли о нем сама Шаиста — хороший вопрос.

Тревер не испытывал особенных проблем с женщинами. И самонадеянным не был — чтобы полагать, будто его сексуальные подвиги столь неподражаемы, что после разрыва с ним женщине остается только уйти в монастырь и вечно оплакивать невосполнимую утрату. Он легко сходился почти с любой представительницей прекрасного пола и зачастую столь же легко расставался, не раздавая несбыточных обещаний, чтобы не оставалось горького осадка в душе. Пожалуй, так резко он обошелся только с Шаистой, но у Тревера было на то достаточно оснований.

Так или иначе, отчего-то ведь ее имя всплыло в его памяти спустя столько лет?! И кто-то назначил ему встречу в тот самый день? В какую ловушку он так беспечно шагнул тогда?

Бесполезно! Стена необъяснимого забвения и не думала поддаваться.

Он встретился с Шаистой или с кем-то, кого она подослала? И что произошло затем? Чего она хотела или требовала?

Нет, скорее всего, чтобы разобраться со всем этим, придется попросить Фрэнка просканировать его мозг на предмет выявления каких-то повреждений. Но в некоторой степени Тревер испытал облегчение — если с ним произошло нечто, связанное с Шаистой, едва ли опасность может угрожать кому-то еще, кроме него самого. Это дело глубоко личное, не касающееся ни Фрэнки, ни Джошуа.