Последний воин

— Эйнор! — послышался голос в смежных покоях. — Эйнор, Гарав тут? — И в комнату бесцеремонно ввалился Олза. — А, ты тут! — Он неожиданно смутился. (Гарав удивился.) — В общем-то я пришёл благодарить… я знаю, что за это глупо предлагать деньги, но — что ещё-то? — Он достал кошелёк красной кожи с чёрным тиснением и подбрасывал его в руке. — Вот… ну и ещё — я всё равно твой должник и в любой момент помогу, чем скажешь и чем смогу… — Олза сердито вздёрнул голову: — В общем — бери и не вздумай отказаться, я обижусь!

— Я не откажусь, — засмеялся Гарав и, беря кошелёк, пожал предплечье княжича. Тот ответил таким же пожатием и облегчённо вздохнул:

— Ну вот… Эйнор, ты едешь в город?..

«…Так и не спросил, куда надо, но хорошо, что уезжаем», — подумал Гарав, валяясь на постели и на животе считая монеты. У Олзы — это знало всё княжество — деньги не держались. И сейчас Гарав вовсе не считал, что стоило платить за спасение княжича в бою — разве это не обязанность? А в туго набитом кошельке (кстати, он сам по себе был недешёвый, из тонкой кожи, расшитый золотой нитью и украшенный мелкими жемчужинками) оказалось вперемешку двадцать два кастара и пятьдесят семь зарни. Мда, в давнем разговоре Эйнор был прав. При дворе служить доходно. Но…

— Лютню купить, что ли? И играть как следует научиться? — вслух спросил Гарав. — Куплю.

— Покажу, где можно купить, — собщил Фередир, входя. Лоб оруженосца был разбит, и он на ходу промокал его платком.

Гарав поднял брови:

— М?

— Я не виноват, что некоторые мужь… люди не понимают разницы между дружбой и прелюбодеянием. — Фередир шлёпнулся на кровать и стал стягивать сапоги. — Пришлось прыгать с балкона.

— Прибьют тебя, — лениво сказал Гарав. — И князь скажет, что правильно прибили. Есть же порт. Зачем тебе замужние?

— Я ценитель не шлюх, а женской красоты, а она не терпит собственников. — Фередир покосился на монеты: — Ого.

— Бери, — предложил Гарав широким жестом.

Фередир засмеялся:

— Ну, если правда… Пошли погуляем?

— С такой печатью на лбу только под кроватью прятаться… Кто хоть пострадавший-то?

— Я, — нагло ответил Фередир. — Женщина осталась довольна, а этот старый пень — всего лишь торговец рыбой. Да ещё и дунландец! — Фередир скривился.

— Спекулянт, значит, — по-русски сказал Гарав. — Сейчас ещё подведи под свое кобеляченье политическую платформу.

— А? — не понял Фередир.

— Да так, — пожал плечами Гарав и сел (монеты посыпались на постель и пол, зазвенели), обнял колени. — Вот, послушай…

Он не стал петь — он просто прочитал:

Мне приснилась старая сказка…
Знаю, в жизни так не бывает.
В жизни надо ходить с опаской,
Жизнь оплошностей не прощает!

Лишь во сне улетишь далёко —

До реальности через дрёму…
О себе говорить жестоко,
Только… всё было по-другому.

Моё зрение почему-то

Свет сиянием не калечил…
Нужно было спешить к кому-то?
Тьма не делала трудной встречу.

Знаки доброго приключенья

Возвращение обещали…
Даже рок не имел значенья —
И друзья на подмогу мчались…

Только в жизни-то — всё иначе.

В жизни пламя не греет — губит.
Снег под солнцем весной заплачет —
И тепло так и не полюбит…

Ледяные от снега реки…

Беспощадные ветры буден…
И удача ушла — навеки.
И подмоги не жди — не будет.

Не бывает чудес на свете…

Но так хочется в миг бессилья
На мгновенье поверить в ветер,
Что удачу несёт на крыльях!

В то, что будут пути другие,

В крепость рук и в солёность пота…
В то, что самые дорогие
Вскачь летят из-за поворота…[36]

— Ты что, Волчонок? — тихо спросил Фередир, кладя руку на колено друга. — Ведь это всё неправда, только последний куплет правильный. Разве можно так жить? Это плохие стихи, друг.

— Да? — Гарав посмотрел на Фередира. — Ты счастливый парень… Знаешь, это всё может стать правдой. И эта правда раздавит Трёхбашенную, Федь… Сюда будут водить туристов на экскурсии. Жирных туристов с цифровиками. В тронный зал и в оружейную. Жирных и богатых… а экскурсоводом будет пра-пра-пра… далёкий потомок нашего князя… А орки влезут в сшитые на заказ модные костюмы, сделают дорогие причёски и станут требовать признать себя репрессированным народом и заплатить компенсацию за страдания от рук злодеев людей и эльфов со времён Белерианда…

— Кого, куда? О чём ты, Волчонок? — не понял Фередир и огляделся.