Последний воин

Гарав дотянулся до Садрона и вынул его из ножен.

— Экспонат, — сказал он непонятно, но почему-то Фередиру стало не по себе от этого слова. — Поедем и правда гулять. Только давай не в город. Давай поедем в луга?

— Давай! — обрадовался Фередир, видя, что друг вроде бы закончил говорить нелепости. — Пошли, кони ждут!..

…Они ездили долго — то галопом, то шагом. Потом налетел короткий бурный дождик, вымочил всё вокруг и унёсся на восток, поливать и дальше подножие Мглистых гор. Мальчишки от него не прятались, а наоборот — с воплями долго скакали наперегонки следом и «почти догнали», как гордо сказал Фередир.

— Почти, — согласился Гарав, на ходу гладя и целуя морду Хсана. Они уже спешились и шли по мокрой траве (а, всё равно уже мокрые насквозь) к речушке с пологими песчаными берегами. — Мы же не виноваты, что наши кони не умеют летать, а?

Фередир раскинул руки, выпустив повод. Потом взлетел с лёгким толчком на седло и точно так же выпрямился на нём.

— Я умею, — гордо сказал он. — Смотри, Волчонок, какая радуга впереди!

* * *

На обратном пути Гарав решился. Они вели коней опять в поводу по городской улице, жевали купленный и разломленный пополам огромный пирог с рыбным паштетом, никуда не спешили, и тут взгляд Гарава упал на вывеску лавки (он не без удовольствия понял, что разбирает написанное), где торговали музыкальными инструментами.

— Хочу лютню, — категорично заявил он, в знак того, что отсюда без музыки не уйдёт, перекидывая через коновязь (бывшую тут частью почти всех «торговых центров») узду Хсана.

Фередир смерил оценивающим взглядом заведение и кивнул:

— Пошли, тут хорошие вещи. Ториэ говорил про эту лавку.

Мнение княжеского барда для Гарава значило много. Они уже не раз беседовали, случайно встречаясь в крепости, на темы стихосложения и пения, и Ториэ Гарава тоже весьма высоко ценил, даже звал в ученики «без отрыва от производства». Как раз сейчас Гарав подумал, что, раз уж так, то учиться игре можно как раз у него…

…Что Гараву нравилось в здешней торговле — очень редко встречались люди, которые торговали без души, ради прибыли. С чем это было связано — воздух хороший, или просто большинство торговали тем же, что сами делали, — неизвестно, но только почти в каждой лавке, что в крупной, что в средней, что в мелкой, хозяин был не только «местом, куда складывают деньги», но и большим знатоком своего товара. Нередко даже романтиком его.

Хозяин «Звонких струн» — так называлась лавка, куда вошли оруженосцы, — исключением не являлся. Гарав понял это сразу, как только увидел сидящего на бочке с аккуратно прибитой спинкой — за вполне обычным, правда, столом — немолодого мужчину в коричнево-чёрной одежде. На столе рядом с чернильницей лежал украшенный пером берет, в обрамлении длинных седых волос ярко сияла в свете, падавшем в большое окно, лысина. Ещё у мужчины были клювовидный нос, седая бородка и короткие усики. Тоже седые. Мужчина яростно строчил по бумаге обкусанным пером.

Это было первое, что Гарав увидел. Потом он обратил внимание на увешанные различными инструментами стены, торгующегося у откинутого окна-прилавка с покупателем мальчишку и троих молодых парней, которые под руководством немолодой, но ещё очень красивой женщины за столом у дальней стены занимались изготовлением чего-то музыкального. Гарав смог определить только процесс обрезания натянутой на барабан мокрой кожи.

Лютни на стене тоже висели, кстати.

Несмотря на свою очевидную творческую занятость, хозяин лавки отреагировал на появление покупателей мгновенно и, поднявшись, махнул перед собой беретом. Мальчишки — без украшений, с одними кинжалами на поясах, в простых рубахах навыпуск, полотняных коротких штанах и сандалиях на босу ногу — богатыми покупателями не выглядели, но мастер определил их статус мгновенно:

— Чем могу служить, оруженосцы? — неожиданно весело спросил он высоким голосом, совсем не старческим. — За умеренную плату составляем стихотворные послания девицам, за неумеренную — поём их под указанными окнами, за совсем нескромную — закрываем разевающего рот под наше пение оруженосца от помоев, которыми начинают поливать из этих окон после третьей песни. Мастер Фолоуди к вашим услугам. — И махнул перед собой ловко подхваченным со стола беретом, после чего водрузил его на лысину.

— Я слагаю стихи и пою их сам, мастер Фолоуди, — улыбнулся Гарав и повёл рукой в сторону: — Оруженосец славного рыцаря Эйнора сына Иолфа Гарав Ульфойл — к вашим услугам.

— Оруженосец славного рыцаря Эйнора сына Иолфа Фередир сын Фаэла — к вашим услугам, — повторил Фередир, но Фолоуди всмотрелся в Гарава:

— А! Ульфойл! — Он неожиданно очень мелодично прищёлкнул пальцами. — Старина Ториэ три дня назад говорил о тебе. А ну-ка… — Он сделал вперёд шаг и, взяв Гарава за руку, осмотрел его ладонь.

Гарав улыбнулся, Фередир просто рассмеялся.

— Ничччего такого уж необычного не вижу, кроме того, что ты ни на чём не играешь постоянно, зато усердно губишь руку мечом и копьём, — вынес вердикт Фолоуди, отпуская ладонь Гарава.