Последний Воин Духа

— Приветствую тебя, о, Чарльз Мореход! Тот свет, что был тебе путеводной звездой, исходит не из глаз моих. Он лишь проходит чрез них, беря начало в недостижимых далях. Свет этот был маяком тебе, он привёл тебя ко мне, ибо открыто мне, что Путь наш к тому свету отныне лежит вместе.

— О, лучезарная Арталиэн, я построю прекраснейший из всех кораблей, и вместе, на нём, мы будем вечно плыть к тому свету. Ибо это открыто и мне, Чарльзу Мореходу.

— В то время в этом особняке проходила выставка моих картин, вот одна из них — с парусником на краю горизонта — и притянула Чарльза Морехода. Я чувствовала, что это особенная картина, но до поры не могла назвать причину. Вообще же, — и тут тётя Дженни загадочно посмотрела на Джона, — многое изменилось с тех пор, как Уолтер познакомился с Джоном. Я предчувствовала перемены, но не могла сказать, когда именно они начнут происходить. Джон был их вестником, той первой ласточкой, радостно огласившей вешние поля… я вижу, его ждёт высокая судьба. Пойдёмте, я покажу вам эту картину.

Они спустились на первый этаж, прошли гостиную и вышли в другой просторный зал, размерами превышающий даже залу Анны. Здесь было огромное множество картин — они были развешаны на стенах, стояли на полу, в углах. Большие резные окна окаймляли тяжёлые синие портьеры, а посреди комнаты стоял мольберт.

— Прошу сюда! — тётя Дженни подвела всех к одной из картин на стенах. — Вот он, Фрегат Последней Надежды.

Джон стоял как заворожённый. Он соединился с этим светом, исходящим из-за горизонта и потянулся к нему. И море на картине внезапно ожило, и он услышал зов его. Закачались пенистые барашки волн, отливая ослепительной бирюзой, и солнечные блики заиграли на них, замерцал призывно маяк из-за края мира. И Джон потянулся к нему. Но над бескрайним океаном разнеслись вдруг пронзительной болью четыре ноты[27], проникшие в самые глубинные кладовые его сознания — и они позвали его обратно. И понял Джон, что то был не его Путь и возвратился в мир людей. Он был очень взволнован, слезинка стекала по его щеке, он судорожно вздохнул и встретился взглядом с Арталиэн.

— Не печалься о том Пути, — тихо произнесла она, — что не можешь разделить. Ты тоже идёшь туда, но у тебя своя дорога, и кто знает, сколько ещё великих свершений ждёт тебя здесь, по эту сторону мира.

Они осмотрели другие картины в зале, после чего тётя Дженни предложила всем пройти наверх — пришла пора подкрепиться добрым чайком. За круглым столом было уютно, аппетитно смотрелся пирог, приготовленный хозяйкой. В камине гуляло весёлое пламя, Анна расставляла чашечки. Большой самовар возвышался на столе и пыхтел словно котёл старого паровоза. Чудная картина…

— Пирог превзошёл все мои нескромные ожидания, леди Арталиэн, он великолепен, — и довольный Уолтер потянулся за очередным кусочком.

— Да, Уолтер прав. Давненько мне не приходилось пробовать такой славный каравай! — дядя Чарльз тоже был благодушно настроен. — Ну ещё бы: секреты эльфийской кухни раскрывают не каждому!

— А в чём же будет заключаться наш новый Союз? Что мы будем делать? — Джон всё ещё не пришёл в себя после его видений с парусником на картине. Ему пока было не до пирога, пусть и испускающего столь аппетитный запах.

— Мы будем делать то, что подскажут нам наши сердца, — ответила Анна.

— Я вижу страдание, любовь и веру в наших сердцах, — сказала тетя Дженни, — покуда они бьются, для мира всегда будет надежда. Пока есть на земле сострадающие, способные откликнуться на крик о помощи — от кого бы он не исходил, пока есть те, кто способен на ответные чувства, жертвенность, кто живёт возвышенно, кто постоянно ищет чего-то, пока есть истинно живые, не успокоившиеся — последние искорки на вселенском пепелище веры, титаны духа, держащие небо, — мир не рухнет во мрак безвременья и род людей выстоит.

— Пусть же не дрогнут наши сердца даже пред лицом неотвратимого конца мира, ибо пока есть хотя бы один из нас — священный пламень не угаснет! — По щеке Джона катилась горячая слеза и он дрожал. Никогда ещё он не испытывал такого сильного состояния веры.

— Надежда зажглась, — молвила Анна.

Дядя Чарльз и Уолтер тоже были под впечатлением момента и сидели недвижно. Тётя Дженни подошла сзади к Джону, и обняв за плечи, положила ему на тарелку кусочек торта.

— Кушай, — произнесла она, этот волшебный пирог придаст тебе внутренней силы.

Джон возвратился домой под самое утро. Серыми пустынными улицами пробирался он через город в этот предрассветный час. Он чувствовал себя совершенно лишённым сил, но усталость эта была приятной. Что-то важное свершилось в этот день. Что-то такое, что сложно описать словами, но зато прекрасно чувствуется и без них. Это был следующий важный шаг в его жизни. Джону хотелось как-то закрепить сегодняшний день, придя домой, он собрался было послушать что-нибудь на сон грядущий, но на это не доставало сил. Он выключил свет, разделся, лёг в постель, и взяв с собой карандаш и бумагу, быстро начертал в темноте: