Последний воин. Книга надежды

— Тоска, парень, это тоже голос. Каждое человечье чувство обязательно звук даёт. А как же… Особенно боль. Я когда об лесину споткнулся, так ажно все деревья вокруг трепыхнулись. Звука боли моей испугались… И приметь, чем крепче терпишь, тем окрест внятнее. От терпеливого человека жуткой силы сигналы идут. Ты вон на каком расстоянии мой крик услыхал? Но и это не предел… Мы с тобой чужие люди, а когда, допустим, родному плохо, дак на краю света встрепенёшься.

— Выходит, ты любому человеку можешь сигнал послать?

— Любому, нет ли, а могу.

До Глухого Поля доковыляли близко к вечеру, и Тихон позвал Пашуту перекусить чем бог порадует. Пустой Пашутин желудок при упоминании о еде радостно заухал. Бог послал им на сей раз шматок сала, буханку коричневого хлеба неизвестной выпечки и миску квашеной капусты. Всё это запивали они крепким чаем. Целым самоваром еле отпарили внутренности после лесной прогулки. Тихон запотел, обмяк на табурете, будто его вширь распялило. Но взгляд его по-прежнему был светел. В избе у старика пахло травами и было чисто прибрано. Пашута поинтересовался, откуда в доме такой порядок.

— Дак что ж, без помощи не бываю, — многозначительно объяснил Тихон. — Бабульки наведываются. Они ведь неугомонные. Пусть ходят, я не отваживаю.

Пашуту нещадно сморило, и он только о том и мечтал, как добраться до родной Вариной кровати. И вот тут, поглядев на него с острасткой, старик и выдал очередной сюрприз:

— Ты давеча полюбопытствовал, могу ли я на расстоянии с людьми общаться. Посмеяться вроде надо мной хотел. А это очень просто делается. Может, тебе, к примеру, Варвару в готовом виде представить? Не угодно ли?

В благообразном старческом лике вдруг злодейское что-то проступило. «Дед совсем того», — пожалел его Пашута. Хрустнув коленками, заставил себя встать.

— Советую тебе, дедушка, какую-нибудь старуху насовсем сюда переселить, малость ты всё же одичал в одиночестве.

— Боишься никак? — со странной горячностью потянулся к нему Тихон. — А то давай?

— Да чего давать-то?

— Представим Варвару в исключительно внятном обличье.

— Нет, дедушка, мне твой спиритизм сегодня не годится.

Тихон от учёного слова поёжился и протянутую на прощанье Пашутину руку пожал с неохотой. Да ещё и задержал его на мгновение.

— Я, Павлуша, может статься, боле тебя не увижу, а потому хочу тебе небольшую памятку сделать. Вот возьми от меня в подарок. — И протянул гостю невесть как оказавшуюся у него в руках толстую, потрёпанную тетрадку в коленкоровом переплёте.

— Это чего?

— Да так, история одна записана. Почитай при случае. Может, тебе польза будет.

— А как она к тебе попала, эта тетрадка?

— Дак передали. Они — мне, я — тебе. Ты, коли захочешь, ещё кому другому. Так ведь и ходят по свету старинные были.

— Ну спасибо, Тихон! Отдариться мне пока нечем.

— Об этом и не думай.

Дома Пашута повалился на кровать и сразу уснул. И вот тут, то ли стариковской волей, то ли в силу иных причин, действительно привиделась ему Варенька въяве. Постучала в дверь — а он вроде уже в московской квартире оказался, — на стук вышел в прихожую, отворил и прежде всего тому удивился, как Варенька постарела. Не юная дева пред ним стояла, утеха сердца, а почти ровесница. Печально струились из-под морщинистого лба её очи, без улыбки, без света. И плечи как-то устало поникли, и одета она была не в платье, а в подобие длинного балахона. Горько ему стало, когда он всё это разглядел. Провёл её в комнату, усадил, спросил уныло:

— Насовсем?

— А кому я теперь нужна? — С ужасом он увидел, что во рту у неё торчит два-три зуба. Более того, она вдруг полезла в рот, с радостной гримасой вытащила оттуда желтоватый клык и показала ему, точно похвалилась удачей. «Да Варвара ли это?» — засомневался Пашута. Заговорила она и вовсе дико:

— Вот, Пашенька, последний зубик! А всё ты виноват. Ты меня мучил, а я не кукла. Пусть все узнают, чего ты натворил. Ха-ха-ха! Вон идут уже, слышишь, слышишь?

Он и впрямь услышал, как за дверью началась возня, там собралось множество людей, чтобы его доконать. Если они, разъярённые, ворвутся, то ему крышка. Он кинулся к двери, навалился плечом. А Варенька, уменьшившаяся, съёжившаяся, как серая мышка, подкатилась под ноги и пыталась оттащить от двери, повизгивая, прикусывая за колено. Но силёнок у неё не хватало. По-прежнему всё происходило так явственно, как во сне не бывает. И тяжесть, навалившаяся с той стороны на дверь, и серенькая крохотуля с Вариным сморщенным личиком, скулящая у ног, — были вполне реальны, отчётливы. Даже на окне занавеска качалась от ветра. Но вдруг после его страшных усилий всё переменилось. Они с Варей очутились на кухне, где она хватала с тарелки куски мяса и жадно запихивала в беззубый рот. Жевала, давилась, глотала.

— Что ж, он совсем не кормил тебя? — спросил Пашута.