Последний вор в законе

На этом и расстались, хотя Сухарев ещё не знал как долго протянется следствие и надо ли будет ещё беспокоить Людмилу Ильиничну какими-то расспросами. Он сейчас ехал в Литературный музей. Почему сам? Так сейчас было быстрее, да и посмотреть хотелось на работу фотографа прямо в его мастерской.

Надежда Соколова повела Алексея в фотолабораторию Добкявичуса. Тот встретил Сухарева напряжённым взглядом и Алексей понял, что этот фотограф явно что-то не договорил на допросе Борису Хусаинову.

– Я уже был у вас на Петровке, – недовольно проворчал Добкявичус. – Всё, что знаю, уже рассказал.

– Всё? – улыбнулся Сухарев.

Видимо улыбка у сыскаря получилась многообещающей, потому что фотограф вдруг сжался, даже запыхтел, словно ёжик под ёлкой.

– Значит, всё рассказал? – переспросил Сухарев. – А вот об ассистентке своей забыл.

– Какая ассистентка? – вмешалась в разговор Надежда Соколова. – Никакой ассистентки у него нет, и не было.

– Сам вижу, – кивнул сыскарь. – Поэтому ваш фотограф нас познакомит сейчас с фотографией Вероники. Так её, кажется, зовут?

В мастерской на несколько минут воцарилось гробовое молчание. Потом фотограф поднял мутные глаза на оперативника и объявил, что может рассказать о Веронике Пордеа, то есть помочь следствию, но только без свидетелей.

2

Одесский полуподвальный ресторанчик на Молдаванке никогда не пустовал. Собственно, не слишком дорогие ресторанчики всегда пользуются спросом и не только в Одессе. Но «Алтын» на Молдаванке служил местом, где забивали стрелку, чтобы разобраться в воровских делах или просто обмыть удачную сделку. В общем – малина.

В углу, за дубовым столиком без скатерти сидела неприметная на первый взгляд парочка и за обедом мужчина с женщиной обсуждали какие-то свои семейные проблемы. Парень, довольно крепкого сложения, похож был либо на армянского грузина, либо на цыганского еврея, либо на всех сразу, потому что на живом лице его, обрамлённом копной чёрных волос, играли тёмным светом живые глаза, время от времени осторожно осматривающие помещение.

Девушка – статная белокурая бестия в дорогом замшевом костюмчике с резной костяной заколкой в волосах, сверкающая бриллиантовым кулоном на краю заманчивого декольте – не сводила глаз со своего собеседника.

– Знаешь, Тамара, – тихо говорил парень. – У меня недаром погоняло – Котовский. До этого просто Бесом звали.

– А почему вдруг Котовский? – поинтересовалась девушка.

– Очень просто. Меня сызмальства менты поймать не могли. Я заговорённый.

– Ну, да, – усмехнулась девушка. – Недаром сейчас срок отмотал. Наверное, за побег. Не заливай, Толя.

– Точно! – вскричал парень. – Попадание в десятку. Прикинь, я конвойных сгрёб обеими руками и лбами их – друг о друга. А сам – в окно, и со второго этажа. Ушёл. Правда недалеко, сдали меня. А в КПЗ сами менты Котовским прозвали, дескать, тот боец революции примерно так же обрывался. Но сразу сообщили мне, что зря бежал, что «терпила» забрал из ментовки заяву, и меня прямо с суда под звон литавров отпустить хотели. А так – впаяли за побег по самое нехочу! Но мне повезло: на этот раз срок скостили, потому что побег не считается тяжким преступлением.

– Всё хорошо, что хорошо кончается, – улыбнулась Тамара. – Но мне твоё бывшее погоняло Бес больше нравится. Давай выпьем за тебя!

– Давай, – согласился Толя. – Но я тебе сейчас расскажу, как всё случилось. Никому не рассказывал. Тебе – расскажу. Ну, будь здорова!

После того как они выпили по очередной рюмочке коньяку, Тамара принялась за поданную к столу рыбу «Хвост дьявола», приправленную артишоками, маслинами и кусочками лимона. Всё это рыбное хозяйство было запечено под французским соусом «Марешаль». Ни девушка, ни её приятель ещё не сталкивались с таким кушаньем, но в Одессе чего только не бывает! На то она и Одесса.

Анатолий не стал пока налегать на кушанье. Он закурил и, глядя на подружку, уплетающую морскую диковинку, начал вспоминать:

– Я действительно никому не рассказывал, а тебе расскажу, потому что у меня ещё не было такого друга, который за мной на любой край земли, на любое дело, да и отмажет от ментов, если понадобится. Даже мой корифан Сеня Шварцберг на это не способен.

– А где он сейчас? – вставила Тамара.

– В Кишинёве. И мы отсюда туда мотанём. Там есть «яма» клеевая. Можно отсидеться. Так вот, – продолжил Толя. – Здесь, в Одессе, какое-то время паханом был Толя Черкас – законник, который не сломался на воровском расколе в пятидесятых, и на Хрущёва с горки плевал. Он был учеником самого Бенечки Крика, а я, выходит, стал учеником Черкаса. Чуешь, к чему я тебе это рассказываю?

– Да, – кивнула девушка. – Ты считаешь себя вором в законе, а у законников не может быть ни семьи, ни дома, ни родины. Это ты хотел мне сказать? Но я сама воровка и уважаю воровские законы. Я буду всегда с тобой, пока нужна, а любить до гроба… кто ж до гроба любить сможет?