Последний выдох

– Quiero hacer reparaciones a un amigo muerto, – произнесла Элизелд. Как же легко было выразить свое пожелание по-испански: «Я бы хотела помочь моему умершему другу!»

Женщина понимающе кивнула и немного наклонилась, чтобы открыть витрину с обратной стороны. Элизелд опустила сумку с продуктами и приложила ладони друг к другу, чтобы унять дрожь. Она уже успела посетить продуктовый магазинчик на углу и купить яйца, конфеты «Шугар Бейбиз», поллитровую бутыль рома «Майерс» и дешевый пластмассовый компас с липучкой сзади, чтобы его можно было прилепить на лобовое стекло, а еще она зашла в ботаническую лавку и купила разные травы в полиэтиленовых пакетах и несколько расфасованных в квадратные бутылочки масел, которые, как ей обещали habria ojos abrir del polvo — очистят глаза от пыли, – выложенные перед ней на витрину в ответ на ее просьбу дать что-нибудь для призыва мертвых.

Среди расставленных камней, ярких книг и дешевых металлических медальонов пожилая женщина нашла пластиковую коробку с веточками сушеных листьев: на этикетке от руки было написано «YERBA BUENA». Элизелд даже не надо было нюхать ее, достаточно было одного взгляда на запыленные, похожие на крокодильчиков листья, как она вспомнила запах мяты и впервые осознала, что ее испанское название означало «хорошая трава». Из поколения в поколение в ее семье выхолащивалось и упрощалось название того, что она записывала как «yerra vuena

», что по ее устоявшемуся мнению означало нечто вроде «удачной ошибки», только с существительным со странноватым суффиксом, указывающим на женский род.

– Incapacita las alarmas del humo en su apartamento, – тихо сообщила ей женщина, хотя в магазине больше никого не было. – Hace un te cargado, con muchas hojas; ahade algun licor, tequila o ron, y dejalo cocinar hasta que esta seco, y deja las hojas cocinar hasta que estan secas, y humando y quemadas. Habla al humo.

Элизелд кивнула, запоминая инструкции: в квартире отключить пожарную сигнализацию, заварить крепкий мятный чай с алкоголем, затем высушить листья, заставить их дымиться и говорить с дымом.

«Боже, – подумала она, и рефлекторно бросила взгляд на неприятный «обратный» барельеф, который, казалось, по-прежнему пристально следил за ней. – И все же мне больше нравится «удачная ошибка», – обреченно подумала она, беря покупку у женщины и передавая ей пару долларовых купюр.

Элизелд положила сушеную мяту к остальным покупкам, поблагодарила продавщицу и пошла к выходу из магазина. Дверные колокольчики минором поприветствовали солнце, когда она вышла на Беверли-бульвар.

Мимо нее с хохотом пронеслись двое мальчишек на велосипедах. Один держал в руке металлическую коробку автомобильной стереосистемы, а другой вел велосипед. Она посмотрела в ту сторону, откуда они появились, и увидела на тротуаре синие осколки автомобильного стекла, которые подбирала и ела седовласая старуха, завернутая в штору.

В другом направлении Беверли-бульвара на противоположной стороне стояло двухэтажное винтажное здание пятидесятых годов, где в прошлом она арендовала свой офис. Прямо отсюда она видела его вертикальный край и сияющий зеленым неоновым светом угол, – коль по-прежнему стоит, значит, используется.

Содрогнувшись от накатившей тошноты, она вспомнила, что пожарные приехали очень быстро.

Элизелд всего пару месяцев арендовала помещение (до последней ночи, после которой завтра сравняется ровно два года),

состоявшее из крохотной приемной, ее кабинета, туалета и большого конференц-зала с выходящими на Беверли окнами (стекла которых взорвались от жара пламени).

В вечерних «сеансах» по средам участвовали от шести до восьми пациентов, которые усаживались вокруг конференц-стола, после чего Элизелд зажигала с десяток свечей, выключала электрическое освещение и все брались за руки. Все участники по очереди «делились чем-то с мертвыми»: высказывали старые обиды, иногда обращались к мертвым, порой плакали и умоляли. Элизелд старалась ввести правило, что если кому-то приспичит послать всю группу и броситься вон из комнаты, то делать это следует хотя бы тихо.

Фрэнк Роча всегда старался сесть рядом с Элизелд, а его ладонь часто была влажной и дрожала. На предпоследнем «сеансе», за неделю до Хеллоуина, он передал ей сложенную записку.

Она положила записку в карман и прочла позже, дома.