Последний выпуск

– О боже, – донесся до меня приглушенный голос Хлои.

Мельком бросив на нее взгляд, я увидела, что она, и Магнус, и другие нью-йоркские выпускники еле держатся на ногах от прилива энергии. Разделитель маны у меня на запястье ярко светился, как и у них, и они хватались за стоявших вокруг ребят, за всех, кому нужны были силы, и буквально накачивали их маной – маной, которую Орион принялся вливать в общий запас. Злыдни по-прежнему гибли так быстро, что это казалось сном – как будто они рассыпались в прах, едва успев приблизиться к Ориону.

Даже после признания Хлои я, в общем, так и не поверила, что все ньюйоркцы целых три года бесплатно пользовались маной, которую добывал Орион; я не понимала, отчего он жалуется на нехватку сил. Но теперь он наконец-то наполнился маной до краев – ее было столько, что он мог делиться с другими, – и до меня дошло. Я запоздало сообразила, что Орион никому не давал понять, как ему скверно, хотя располагал лишь жизненно необходимым минимумом. Все, что он совершил в минувшем году, он сделал в состоянии истощения – я сама такой была, пока не надела на руку разделитель Хлои. Орион провел выпускной год – время, когда наши силы расцветают, – практически без маны.

И вот теперь, когда он наконец ее получил, я поняла, что Орион имел в виду – потому что бой давался ему без малейших усилий. Он не боролся за жизнь мрачно и отчаянно, считая каждую каплю маны, как песчинки в часах. Каждое движение, каждый взмах меча, изящный и смертоносный, каждое произнесенное заклинание, каждый рывок – все это питало Ориона, и я, наблюдая за ним, невольно ощущала, что он делал именно то, для чего был предназначен. Дрался он так же естественно, как дышал – настолько это было свойственно его натуре. И сразу стало ясно, что это может нравиться, что ни о чем другом ты и не будешь мечтать, если убийство злыдней в самом деле тебе хорошо удается и к тому же приносит неограниченное количество маны. Твое собственное тело заставит тебя желать этого – желать так сильно, что другим желаниям придется учиться.

Орион больше не смотрел на меня, даже когда выныривал из смертоносных волн – он был слишком занят. И хорошо, иначе я бы идиотски улыбнулась ему. Я чуть не плясала от счастья, пусть даже в зале собрались все чудовища на свете, пытаясь добраться до меня и до Ориона, – но я радовалась, потому что в его душе не было отчаяния. Просто учеба давалась ему нелегко. Но он мог желать чего-то еще. Я была не единственным желанием Ориона, а всего лишь первым.

Злыдни продолжали прибывать – сплошное море кошмара, – и, когда настала очередь выпускников, появились и самые крупные. Эти твари находились дальше всего от порталов, когда за ворота начали выходить младшеклассники и среднеклассники, и вот теперь они добрались до ворот и начали проникать в школу. Некоторые были столь чудовищны, что хотелось в ужасе отвернуться – зьеварры и эйдолоны, фарметы и кайдены, твари из ночных кошмаров, которые таятся в темноте под анклавами, ожидая подходящей минуты. Но даже когда самые страшные и искаженные существа проникли в школу, не было больше ни криков, ни паники. В зале остались только выпускники. Мы пережили главный кошмар – пребывание в Шоломанче – и стали последними. Это больше не было бесплотной мечтой; глядя на злыдней, которые текли в школу, я понимала, что надежда воплощается в жизнь. Орион расчищал место для новых и новых чудовищ с той же скоростью, с какой я их призывала.

Я начала верить, что у нас все получится. Мне не хотелось давать волю фантазии; я боролась с надеждой так же яростно, как Орион с чудовищами, но ничего не могла с собой поделать. Драгоценное время истекало – Лизель вывела обратный отсчет в воздухе огненными буквами, так что мы все его видели. За две минуты до конца я должна была нанести последний удар. Осталось всего семь с половиной минут, потом семь, и тут Аадхья крикнула: «Эль!» – и я увидела ее – она приближалась к голове быстро таявшей очереди. Она улыбалась мне, и ее лицо было мокро от слез. Она знала, что я не чудо природы, а живой человек, и мне захотелось спрыгнуть с платформы, подбежать к Аадхье и обнять ее, но я могла лишь улыбнуться подруге, стоя наверху. Она шагнула к воротам и приложила ладонь к уху: «Позвони мне!» Телефоны Аадхьи, Лю, Хлои и Ориона я записала на закладке, которую вложила в книгу сутр. Телефона у меня не было, у мамы тоже, но я пообещала, что найду какой-нибудь способ позвонить, если мы вырвемся…

Точнее, если я вырвусь. Аадхья сделала последний шаг, вышла за ворота и… скрылась. Она покинула школу, она была в безопасности, она выжила.