Какие бы наставления ни получил папа, он явно им не последовал, и в результате я здесь, а он мертв. И я – не Шарма из Мумбая, а Хиггинс из Уэльса, поскольку через полминуты после нашего знакомства прабабушка предрекла мне ужасную судьбу – ужасную для всех, кроме меня. Если не ошибаюсь, я должна стать чудовищным малефицером, который истребляет и порабощает анклавы. Честное слово, не буду утверждать, что в глубине души эта идея меня не привлекает. Однако маме пришлось вернуться вместе со мной обратно в коммуну: папины родные были готовы убить нового Гитлера, чтобы спасти мир, который мне суждено покрыть мраком и залить кровью.
Не премину отметить, что эта семья совершенно отрицает насилие – Шарма отвергли бесценное предложение перебраться в мумбайский анклав, поскольку там балуются малией, а они даже таракана не пожелали бы лишить жизни.
Короче, вы понимаете, отчего отношение родственников ко мне могло внушить подозрение людям, знакомым с репутацией Шарма. Даже если опустить мрачные подробности – несложно предположить, что в будущем меня ждет что-то крайне неприятное. Необязательно в глобальном смысле.
Поэтому я быстро оставила попытки познакомиться с ребятами, говорившими на маратхи. Более того, последние три года я провела, тщетно гадая, что́ они могли наболтать про меня остальным. Так приятно было хоть иногда отвлечься от мыслей о чем-либо более насущном, например удастся ли мне сегодня пообедать (или какая-нибудь тварь пообедает мной).
Конечно, теперь об этом можно было не беспокоиться. Даже если бы все индийцы выстроились в столовой и дословно повторили прабабушкино пророчество, те, кто ходил вместе со мной тренироваться, не стали бы меньше мне доверять. Они и так мне не доверяли; мы тренировались вместе не потому, что они искренне верили в мой план всеобщего спасения. Они согласились, просто потому что не имели другой возможности потренироваться, даже если я была злобным малефицером. Разумеется, почти все втайне строили планы со своими союзниками и примкнувшими командами и прикидывали, как они
Решение Лизель оказалось невероятно важным. Если во время пробежки буквально все используют свои сильные стороны ради неотложных нужд друг друга, только дурак не поймет, что это гораздо эффективней небольшого союза, даже очень мощного. Даже если бы оказалось, что я злобный малефицер, который намерен уничтожить существенную часть класса, выгодней было бы придерживаться нашего плана и рискнуть стычкой со мной, чем с ордой злыдней.
Это стало так же ясно ребятам из группы хинди, как и тем, кто явился утром. Новости продолжали распространяться. Утром в субботу в испанской группе было почти восемьдесят человек, а вечером явились первые пять китайцев, сплошь одиночки.
Нет одной конкретной причины, которая делает человека одиночкой. Иногда это просто невезение – ты слишком часто подвергаешься нападениям и тратишь всю ману, отбиваясь от злыдней, а в результате тебе нечего пожертвовать в общий котел. Иногда человека постигает серьезная неудача – он обладает какой-нибудь абсолютно бесполезной способностью, типа водного прядения. За пределами школы можно заработать целое состояние, помогая анклавам налаживать водопровод и канализацию, но в школе от этого нет никакого проку. А иногда тебе и магия плохо дается, и с людьми ты не ладишь. Можно выкрутиться, имея хотя бы одну способность из двух, но, если нет ни одной, жди беды.
Я старалась не думать о том, как выглядел бы выпуск, останься я одиночкой. Вот я вхожу в выпускной зал, и толпа впереди меня бросается к воротам – сотни людей, у которых есть стратегия, друзья, оружие, защитные заклинания, исцеляющие зелья, – и злыдни вокруг уже начинают выхватывать из толпы отдельных ребят и превращать их в кровавые ошметки, а я бегу, потому что моя единственная надежда – бежать, и знаю, что на самом деле надежды нет, что я умру, видя, как другие выскакивают за ворота. Три года я старалась об этом не думать, потому что не сомневалась, что все именно так и будет.
Один парень из китайской группы страдал от трясучки, которая мешала ему накладывать заклинания – возможно, это был результат отравления или травмы (того и другого здесь в избытке). Одна девочка говорила по-китайски не лучше меня – скверный знак, учитывая, что на этом языке она, вероятно, обучалась все четыре года. Практика показывает, что не стоит посылать в школу детей, если они толком не овладели китайским или английским – как правило, это значит, что языки им не даются. Даже если в остальном они талантливые маги – неважно. Они окажутся в проигрыше, когда начнут отставать по базовым предметам. Лучше держать их дома, охраняя как можно лучше, и обучать на родном языке. Но некоторые семьи предпочитают рискнуть.