– В чем дело? – Китти поежилась и опустилась на диван в гостиной. Если ее раскрыли, почему сообщить об этом явился именно Шабо?
– Ваш брат…
– Да?
– Он умер.
Китти смотрела на Шабо снизу вверх, прокручивая в голове его слова.
– Кажется, Калверт не жаловался на здоровье.
– Его застрелили, мадемуазель. Мне очень жаль.
«Едва ли», – подумала Китти. Разве что старик сожалел, что убийство произошло в его отеле. Он заверил ее, что она может располагать им целиком и полностью, но при этом упорно отводил глаза.
– Подать вам какао в номер?
– Нет. Я спущусь в салон через двадцать минут. Пусть ко мне зайдет моя горничная.
Шабо с поклоном удалился, а Кэтрин еще какое-то время пребывала в том безмятежном состоянии, в котором всё происходящее кажется сном. Пока Перкинс помогала ей одеваться, она пыталась представить себе, что Калверта больше нет, и не могла. Настоящее осознание пришло даже не во время визита полицейского комиссара, а позже, днем, когда она снова поднялась к себе. Неужели всё действительно сложилось так удачно? Какой-то портье, польстившийся на нелепую картину, сделал ее свободной!
Глава 5
В тот же день Кэтрин велела лакею Калверта собрать чемоданы ее брата, отвезти их в Лондон и ждать дальнейших распоряжений в особняке на Маунт-стрит. Она ощутила мстительное удовольствие, командуя слугой брата так же, как Калверт в свое время приказывал Перкинс укладывать вещи «малышки Кэт». Он никогда не считался с ее желаниями.
Сразу после ужина она поднялась в номер и стала ждать Тома. Им так и не удалось побыть наедине с тех пор, как Шабо объявил о смерти Калверта. Китти не знала, что делать дальше, ей нужны были инструкции. Том появился около полуночи – словно нарочно медлил, чтобы она вся извелась.
– Примите мои соболезнования, мисс.
Бичем ухмылялся. Китти стерла его ухмылку долгим поцелуем, потом заперла дверь и увлекла за собой в спальню.
– Серьезно? А если я понадоблюсь старику?
– Тебе не всё равно? Мы скоро уедем отсюда, – она повернулась спиной, чтобы Том развязал шнуровку. – Мне надоела твоя жесткая кровать.
Высвободив ее из платья, Том не спеша снял ливрею и брюки и набросил их на спинку кресла. Такая сдержанность была не в его духе. Похоже, что-то его тревожило.
– Ты меня любишь? – спросила Китти, опускаясь на кровать.
– Задерни шторы.
– Зачем?
– Нас могут увидеть вместе.
– Кто? – она закатила глаза. – Ты же знаешь, я ненавижу просыпаться в темноте. И к чему теперь таиться? Калверт умер.
– Его убили, – напомнил Том. – Французик-комиссар будет всюду совать свой нос, мне это не нравится.
Он лег рядом, и Китти погладила его по щеке.
– Так что мне делать? – прошептала она. – Продолжать скрывать правду? Это ведь не ты подговорил Дюпона застрелить Калверта?
Том снова ухмыльнулся.
– А что? Я мог бы нанять его и расплатиться картиной.
Кэтрин вдруг стало не по себе.
– Ты ничего никому не скажешь, поняла, дорогуша? Пусть сначала огласят завещание.
Известие о том, что Калверта еще и отравили, ужасно испугало Китти. Теперь, если правда откроется, основными подозреваемыми станут они с Томом. Бичем вполне мог подсыпать мышьяк в бутылку с вином. Вдруг он действительно замешан? Он пошел бы на это из любви к ней, но для полицейского комиссара любовь – не оправдание. Вся надежда на Дмитрия.
Обхватив себя руками, Китти мерила шагами Салон Муз, когда спустился Холлуорд и почти сразу за ним Гончаров. Последний – помятый и всклокоченный – составлял разительный контраст с первым, всегда тщательно следящим за своим внешним видом. Наверное, он даже спит в ночном колпаке, хотя в Англии молодые люди не носят их уже лет двадцать. Но Бэзил ведь американец, так что кто его знает.
Едва Дмитрий успел поздороваться, как в салон коршуном ворвался Пикар. Его люди начали обыск в номерах.
– Мсье Гончаров, мне нужно задать вам вопрос.
Неприятный француз даже не дал бедняге выпить чашку кофе. А ведь от ответа Дмитрия зависела дальнейшая судьба Китти! Все не сговариваясь сели за стол, хотя обед был отложен из-за обыска.
– Итак, – начал комиссар, – вы заявили, что последним видели мсье Найтли живым.
– Я этого не утверждал, – Дмитрий покосился на Бэзила. Лицо американца было непроницаемым.
– Вы сказали, что выпили вместе с жертвой за успех его статьи. Что-то там о закате импрессионизма? Вы точно пили вино, мсье, или пил только Калверт Найтли?
Дмитрий перевел взгляд за спину комиссара на картину с синими ирисами. По мнению Китти, искусство должно как можно точнее передавать реальность, а этот натюрморт как будто рисовал ребенок: ваза плоская и кривая, цвета вульгарные, нет ощущения глубины. Кому придет в голову коллекционировать подобную мазню?