Последний вздох Аполлона

Через несколько секунд почти одновременно появились инспектор Бордье и Жан Шабо (последний – из двери, ведущей к служебным помещениям на цокольном этаже).

– Кто стрелял? – по-французски закричал полицейский.

– Вон та безмозглая курица, – ответила Лючия, ее заметно трясло. – Принесите мне бренди.

Китти, испытавшая шок от собственного случайного выстрела, рыдала на полу. Дмитрий поднял ее и усадил на диван у рояля.

– Мой револьвер! – воскликнул Шабо, однако инспектор Бордье не позволил ему прикасаться к оружию.

– Где вы его взяли, мадемуазель?

Мадемуазель только икала и отчаянно мотала головой.

– Налейте дамам бренди, мсье Шабо, – распорядился Бордье, убирая револьвер за пояс.

– Мне нужен… мне нужен… Альфонс, – лепетала Китти.

Шабо направился к серванту, мысленно проклиная запропастившегося Бичема (Холлуорд весьма некстати отослал его с каким-то поручением). Пора накрывать на стол, а на скатерти – осколки вазы и мокрые пятна! Ужин снова будет подан с опозданием. Это стало последней каплей для старика, до сих пор стоически переносившего удары по репутации отеля.

Лючия осушила свой бокал залпом и ушла к себе. Китти осталась на диване, сделала несколько маленьких глотков и смогла наконец рассказать, как нашла револьвер. Дмитрий сидел рядом, Шабо и Бордье стояли перед ней. Никто не обратил внимания на Бэзила, незаметно спустившегося в салон. Когда Китти замолчала, американец как раз закончил поправлять поленья каминными щипцами. Заметив его, Гончаров вдруг насупился и заторопился в свой номер. Инспектор тоже ушел, а Шабо начал колдовать над столом, то исчезая, то вновь появляясь в салоне.

Не прошло и пяти минут, как Дмитрий вернулся почти бегом и накинулся на Бэзила, который всё так же стоял у камина, глядя в огонь.

– Вы были в моем номере! Негодяй! Где картина?

Потом он медленно, словно боясь поверить, перевел взгляд туда, куда за минуту до этого смотрел Холлуорд.

– Вы сожгли ее?!

Китти, оказавшаяся в этот момент единственной свидетельницей нападок на Бэзила, тоже подошла к камину. Разглядев уголок почти обуглившегося холста, она удивленно подняла глаза.

– Вы что, сожгли картину Дмитрия?

Гончаров развернулся к ней:

– Вы не понимаете, Кэтрин! Это полотно Василия Верещагина, которое Холлуорд украл в ночь убийства Калверта, а потом перед обыском подбросил мне. Я ждал, что он вернется за картиной. Хотел поймать его с поличным. А он… он воспользовался тем, что я не запер дверь, когда бросился сюда после выстрела, – Дмитрий толкнул Бэзила в грудь. – Но зачем вы ее уничтожили?

– Вы считаете меня варваром, способным уничтожить произведение искусства? – спокойно произнес Холлуорд.

– Ваши поступки говорят сами за себя!

– Разве? В любом случае теперь вы ничего не докажете. Нет картины, нет и улик.

Китти невольно попятилась.

– Убийца…

Американец пристально посмотрел на нее.

– На вашем месте я бы не спешил развешивать ярлыки. Вам самой была выгодна смерть брата. Я ведь прав, миссис…

– Молчите! – взвизгнула Кэтрин так, что вошедший в салон Шабо чуть не выронил поднос с приборами. – Кто вы такой?

Холлуорд задумался на несколько секунд, а потом ответил:

– Я никто. Человек, который не хочет сесть в тюрьму.

IV. Никто

Глава 1

До конца длинных каникул оставалось меньше недели, однако у Джозефа Уолша, одного из самых молодых преподавателей колледжа Святого Иоанна, внезапно возникло дело в Лондоне.

Уолш проживал в университетской квартире с тех пор, как покинул отцовский дом в Йорке, чтобы поступить в Кембридж. В первый же год он стал стипендиатом и лучшим на курсе. Стипендия дала ему право на денежное пособие, бесплатное питание и некоторые другие приятные привилегии. Получив степень бакалавра гуманитарных наук, Джозеф продолжил учиться на магистра и занялся частным репетиторством.

Репетиторы в Кембридже являлись неотъемлемой частью жизни студентов, независимо от их финансовых возможностей. Уолш брал за уроки недорого и умел экономить. А вот преподавать в университете могли только члены колледжа. Их ряды ежегодно пополнялись за счет трех-четырех бакалавров-стипендиатов, наилучшим образом проявивших себя на итоговом экзамене. Уолш с блеском выдержал последнее испытание. Ему нравилось жить в окружении готических зданий с многовековой историей, наблюдать, как из прошлого Англии рождается ее будущее – новое поколение ученых, политиков, спортсменов, литераторов. Поэтому, облачившись в мантию магистра гуманитарных наук, он остался в Кембридже преподавать классическую филологию.