Последний вздох Аполлона

– Нанять детектива – вполне в духе Калверта. Так он что-то подозревал? Этот актер, зачем он приехал в Париж? Для чего притворился лакеем? Думаете, он спланировал убийство, чтобы получить поместье в Сассексе? Он мог отравить вино, прежде чем подать его в номер Найтли.

– Согласитесь, красивая версия? И вполне правдоподобная.

– Но…? – подозрительно спросил Гончаров, почувствовав, куда клонит «американец».

– Но, думаю, он приехал просто чтобы иметь возможность побыть с женой. Видите ли, Дмитрий, почти с самого начала меня не оставляло ощущение, будто я что-то упускаю. Какую-то мелочь, вносящую диссонанс в общую картину. И когда я наконец понял, что это, мне стало совершенно очевидно, как именно был отравлен Калверт Найтли.

Художник выдавил нервный смешок:

– Сейчас вы, конечно же, скажете, что мышьяк был не в бутылке, а в бокале. Я всё думал: когда подойдет моя очередь в списке ваших подозреваемых?

– Не в бокале, нет. Яд был в стакане с водой, которую Найтли имел обыкновение выпивать перед сном. Вы ведь знали об этой его привычке? А еще вы знали, что Найтли великолепно разбирался в винах. Он сумел бы распознать запах, которого не должно быть в букете: летучие соединения мышьяка пахнут чесноком. Но этот запах сложно уловить, если специально не принюхиваться, и воду он выпил не раздумывая.

Гончарова била дрожь. Однако он по-прежнему силился скрыть волнение за напускной, совершенно не свойственной ему дерзостью.

– Я полагаю, мы перешли к версии номер четыре?

Уолш развел руками, словно извиняясь:

– Мне пришлось рассмотреть все варианты. Вы догадались, что я подозреваю вас, когда сегодня утром я спросил комиссара про черновики статьи. Разве не странно – человек, который спит со светом, чтобы, проснувшись ночью, тут же записать свои мысли, задумывает сенсационную статью и не оставляет ни строчки?

– Объяснение Пикара вас, конечно, не удовлетворило.

– Только вы могли взять со стола Найтли бумаги, когда утром мы вошли в его номер. И вы сожгли их в камине перед завтраком.

Дмитрий слегка поморщился:

– Ну хорошо, я сжег его записи. Но это ничего не доказывает. Калверт был мне дорог. Я бы не убил его из-за того, что мне не понравилась его статья, – Гончаров залпом допил вино, которое, очевидно, придало ему храбрости, ибо он впервые за время разговора посмотрел прямо в глаза своего собеседника. – Вы ведь не знаете, о чем писал Калверт. Или… всё же догадались? О да, вы могли догадаться… – он перевел взгляд на «Ирисы».

Уолш тоже посмотрел на картину и осушил свой бокал.

– Хорошее вино, однако не самое лучшее, – заметил он, возвращая бокал на столик. – И тем не менее Найтли настаивал на урожае восемьдесят восьмого года. Почему? Не сразу, но я понял, что его сенсационное открытие как-то связано с Джеком Потрошителем, ведь это год знаменитых убийств в Уайтчепеле.

Художник промолчал.

– Я знаю, – продолжал Уолш, – как много значил для вас Калверт Найтли. Намного больше, чем вы значили для него. Но, выбирая между Найтли и художником, которого вы боготворите, вы выбрали последнего. Вы решили спасти Ван Гога, ибо невероятное открытие Найтли навсегда уничтожило бы его как живописца. Винсент Ван Гог вошел бы в историю как кровавый мясник, убийца из Уайтчепела.

Гончаров со стоном закрыл лицо руками. Уолш внимательно наблюдал за ним.

– Вам любопытно узнать, как я это понял? Вероятно, так же, как и Найтли, – благодаря «Ирисам» и записке Джека Потрошителя. Ее, полагаю, вы тоже сожгли?

Молодой человек кивнул.

– У меня прекрасная зрительная память, – снова заговорил Джозеф. – Когда Найтли за ужином показал нам свой «талисман», я обратил внимание на сходство некоторых букв в записке Джека и письме Винсента к Тео, – он встал и подошел к круглому столику, на котором под толстым стеклом экспонировалось письмо Ван Гога. – Помню, меня поразило, как похожи в двух почерках «n» и «u». Но главная подсказка скрыта в картине. Найтли не случайно запросил в редакции «Дэйли Телеграф» старую статью с фотографией Мэри Джейн Келли. Если присмотреться к ирисам, можно увидеть изуродованное лицо и тело в очертаниях лепестков.

Уолш достал из кармана газетную вырезку и теперь держал ее в вытянутой руке, сравнивая фото жертвы с картиной Ван Гога.

– Когда эта мысль впервые пришла мне в голову, я отказывался верить, что передо мной – столь чудовищная улика. Художник мог увидеть снимок в газете и по какой-то понятной лишь ему причине запечатлеть Мэри Келли в цветах. Но нет. Здесь не точная копия фотографии, ракурс немного другой. Так изобразить убитую мог лишь тот, кто видел труп собственными глазами. Эта картина – свидетельство работы воспаленного мозга. Похоже, Ван Гог испытывал потребность перенести на холст то, что совершил, – Джозеф повернулся к Дмитрию. – Вы наверняка пытались разузнать о нем больше, когда увлеклись его творчеством. Не был ли Винсент в Лондоне в семьдесят третьем и семьдесят четвертом, когда в Темзе находили расчлененные тела?