На его существенную роль для жизни гражданского цивилизованного общества впоследствии (в 1993-м году) было указано в конституции РФ:
Здесь перечислением действий выражена отнесённость информации, как объекта гражданских прав, к такому обороту в обществе, в котором названные операции должны представлять собою ограничительную рамку вослед декларированной свободе. То есть их число не должно быть ни меньше, ни больше. В практике же происходит иначе. Информация, предназначенная для усвоения обществом через посредство СМИ, просто не может быть в составе тех объектов гражданских прав, которые законодательно ограничены в обороте или вовсе из него изъяты. Это, в частности, можно заметить по статье 129 Гражданского кодекса РФ, содержащей положение о запрете или ограничении их оборотоспособности.
«Свободное» «хождение» информации в составе продукции СМИ берёт начало из таких обязательных требований, по которым, из-за их невыполнения, для СМИ должна бы наступать судебная ответственность. Говоря конкретнее, информация уже на этапе выпуска в свет (в эфир) продукции СМИ нуждается в «приведении к норме» в том смысле, что из неё должно быть изъято всё, относимое к гостайне и к другим формам установленных законами запретов.
И всё же воспринимать норму ч.4 ст.29 конституции приходится двояко. С одной стороны, можно ведь говорить ещё и о купле-продаже информации, её накоплении, завещании, дарении, приведении в систему и т. д. и никому не придёт в голову рассматривать такие действия как направленные к умышленному расширению прописанной для неё оборотоспособности. С другой же стороны, – для информации и в самом деле предусмотрен режим частичного ограничения в обороте (помимо установленных другими законами); но он выражается не в регламентировании точного перечня действий, разрешённых для технологического манипулирования.
Свобода в допускаемой для неё полноте не может состояться, если не будет избран законный способ для проведения оборотных манипуляций. Это условие по-своему непреклонно; его никому не позволено обходить или игнорировать, хотя бы тут оговоркой служила любая оправданная практикой или обычаем степень свободы для оборота информации в обществе. – У нас будет возможность видеть, как за подобной оговоркой можно не только скрывать значение самого гражданского оборота, но и придавать ему те признаки, которых в нём нет и не может быть.
Сказанное понуждает обратить в ч.4 ст.29 конституции особое внимание прежде всего на предмет суждения: к нему не дано предиката с уточняющим оттенком «на освобождение»; то есть не говорится, должна ли быть свободна информация «сама по себе» – как предмет, находящийся в пространстве права. И это не какое-то лёгкое упущение разработчиков. Просто в разных конституциях обычно, если такой предмет называется, то ему уже тем самым придают роль объекта, который непременно должен управляться поясняющим законом прямого действия сообразно специфике использования или применения. А ещё ранее того он получает своё строго правовое обозначение – как предмет права. – Собственно к этому и должно сводиться условие иметь «любой законный способ» для манипулирования информацией. Ведь, как на это уже обращалось внимание выше, манипулировать ею можно только в её прикладном, конкретном виде; как понятие «вообще» она недоступна для использования в гражданском обороте.
Отсюда необходимость рассматривать информацию в любом законе, кроме основного, предметно, обозначая в ней предрасположенность к управлению и другие признаки соответственно специфике закона.
Как видно из датировок, управление информацией в законе о СМИ, принятом ранее появления конституции, осталось незафиксированным через обозначение предметности.
Поскольку же не удосужились обозначить предмет управления, то для сферы действия СМИ подвешенным на воздухе оставалось и продолжает оставаться до сих пор конституционное положение о праве на получение информации (как и на другие действия с нею) «любым законным способом».
Ведь нельзя же представить способа в действии, пока он соотнесён только с необозначенным предметом или понятием. Это всё равно как если бы надо было решать транспортную задачу в пределах, допустим, ведомства железных дорог через приобретение агрегатов тяги «конструкции вообще», хотя бы при этом одновременно предусматривалось и устройство надёжных питающих сетей и подача по ним электричества.
К чему должен приводить данный провал в нашей теперешней молодой отечественной юриспруденции, будет показано дальше.